Спроси о чем хочешь

— Сэр, курсант ЭР17235 по вашему приказанию прибыл.

Криш вернулся к столу.

— Входи, — сказал он.

Металлическое существо протопало в кабинет и замерло по стойке смирно перед столом директора. Органическим в курсанте оставался лишь необходимый минимум: голова, урезанная до функционального шара, голубые глаза, что напряженно выглядывали из-под металлического лба, сильно упрощенное туловище, обрубки конечностей. Казалось бы — не более, чем омерзительный, никчемный огрызок плоти. Однако, размещенный в стальном теле, этот огрызок представлял собой заготовку для создания идеального воина.

Курсанту, как и всем его одноклассникам, исполнилось десять лет; живую его часть уже не раз перемещали из одной сочлененной металлической оболочки в другую. Да и теперешнее его тело было еще незрелым. Достигни курсант своего полного роста, его снабдили бы окончательным телом — фантастически защищенным и почти неразрушимым — неслыханно мощным! Такое тело на пересеченной местности опережало любой наземный транспорт. Встроенное в руки оружие управлялось непосредственно нервной системой — и оружие это могло стереть в порошок целый город. Кроме того, курсант оказался бы полностью лишен страха.

Криш намеренно затягивал паузу, пока мальчик вытягивался перед ним по стойке смирно. Юный солдат еще не знал чувства страха. Этого требовала дисциплина. Подавленную враждебность по отношению к Кришу позднее перевели бы в полезную ненависть ко всем немеханическим людям. Воспитание болью — по сути, коренная идея всего Проекта.

Костыль знали еще в доисторические времена. Металлический крюк в замену утраченной руки появился на заре железного века. В двадцатом веке получили признание протезы, которые прекрасно выполняли все функции естественных конечностей. Но только галактической культуре и военизированной цивилизации — миру Крита — выпало открыть, что искусственные конечности могут быть не просто меньшим злом — что металлическая рука или металлический палец лучше плоти. Лучше! Их искусно сочлененные сегменты реагировали на изменение давления, температуры и положения тела так же, как и плоть. Но металлические органы оказывались несравнимо сильнее. И боли не чувствовали.

Человек так мягок, думал Криш. Так мягок и так раним. Каждый кубический дюйм плоти — за исключением мозга — содержит свой микроскопический предохранитель страдания. Но металл не чувствует боли. Эти парни завоюют галактику — и никакие человеческие войска не смогут им противостоять.

Тут Криш мысленно поправился. Пять минут назад это была почти уверенность. Теперь же — не более, чем вероятность. Директор спросил:

— Откуда ты узнал слово «поцелуй»?

Веки мальчика затрепетали под стальной маской.

— От… — Он заколебался. — От учебного аппарата, сэр, — неуверенно закончил курсант.

— Так ли? — резко спросил Криш.

Долгая пауза.

— Думаю… думаю, так оно и было, сэр.

— Значит, ты думаешь, что так оно и было, — проговорил Криш. — Опиши этот «учебный аппарат».

— Он… он вроде человека, сэр.

— Механизированный или целиком из плоти?

Молчание. Веки мальчика дрогнули, и Криш легко представил себе все лицо курсанта, искаженное мучительной неуверенностью.

— Отвечай на вопрос, — потребовал он.

— Ни то, ни другое, сэр, — выдавил мальчик. — Он…

— Ну? Так из чего же?

— Из…

— Ну?

— Из… просто из линий, сэр.

Криш некоторое время сидел, откинувшись на спинку кресла, и разглядывал курсанта в напряженном молчании. Неуверенные ответы мальчика указывали либо на его неискренность — что было совершенно немыслимо — либо на признание вины.

— Просто из линий, — скептически повторил директор. — Поясни.

— Это все, сэр, — с жаром ответил мальчик. — Весь из линий и почти как человек. И он заговорил со мной. — Курсант вдруг умолк.

Криш вцепился мертвой хваткой.

— И о чем же он говорил?

— О… о любви, сэр.

Еще одно слово, которому курсантов не учили.

— Дальше, — потребовал Криш. — Что он говорил о любви?

— Говорил… как люди встречаются… плоть к плоти… и как это хорошо. Еще — как один человек любит другого… он сказал… когда другой человек так