ему было не плохо, а, наоборот, хорошо. Ещё далее – чтобы было не просто хорошо, а, наоборот, очень хорошо. И точно так далее. Этого нормальный человек хочет каждый день. В идеальном случае так оно и случается: человек каждый день живой и каждый же день ему становится всё лучше и лучше. И это длится вплоть до того дня, когда ему вдруг становится как нельзя хуже – и он перестаёт быть живым.
Дотянуть до этого заветного дня, однако, трудно. Это требует каждодневной суеты, ибо абсолютное большинство вещей внутри человека и за его пределами (т.е. большинство предметов, явлений, состояний и пр.) ему в этом норовят помешать.
Либо 'умышленно', либо благодаря своему естеству.
Причём, часто и не понять – умышленно это сопротивление или нет. Если, положим, человек внезапно скончался (то есть ему стало как нельзя хуже ещё до того, пока стало максимально хорошо), и если это произошло, скажем, по той причине, что его настигла в джунглях ночь, в течение которой его покушали тигры, то пусть с тиграми всё ясно, – вопрос касается ночи: А почему она настигла его именно в джунглях? Или: А почему она не подождала пока он не выбрался из лесу?
На оба вопроса ответить можно по-всякому. Предположить даже, что поскольку у ночи нету собственного ночлега, она ночует где попало – и ей захотелось сделать это в джунглях. А на второй вопрос – что у ночи, как у всего на свете, есть свои естественные потребности, и поэтому ждать она не смогла бы даже при остром желании. Особенно же, – если остро она желала как раз не ждать.
Человеческий мозг совершает бесконечные и губительные ошибки именно из-за того, что, задавшись главным и простым вопросом, он, этот мозг (как только что произошло с моим), сбивается и отвечает на него… иными вопросами, которые либо затмевают начальный, либо превращают его в неразрешимый. Между тем, отправной вопрос о сути человеческой жизни, повторяю, весьма даже разрешим.
Поскольку нормальный человек постоянно хочет одного (см. выше), постоянно же не желая другого (см. там же), и поскольку он соответственно действует, то содержание человеческой жизни, так же, как и её цель, несправедливо определять иначе, как суету по устранению беспрерывно длящегося чрезвычайного положения.
Абсолютно всё, что происходит с человеком внутри или за его пределами каждый час, день или год есть ситуация, требующая – если этот человек хочет того, чего хочет всякий, – незамедлительного отклика, неотложной реакции. Поэтому эта ситуация – чрезвычайная. Это – ЧП. (Биологически, а значит, сущностно, человек развился в то, чем является, не в результате процесса постановки и решения тех или иных проблем, а в итоге беспрерывного процесса реагирования на бесконечные ЧП.) Сказать, что человек жив пока он не умер – это сказать правильно.
Так же правильно сказать, что пока человек не умер, он спасается.
Так же правильно сказать, что если люди живут, – значит, спасаются. Все остальные слова (т.е. не слово 'спасаются') – либо синонимичны ему, либо производны от него.
Синонимы изобретаются с разными целями, производные же слова бывают первично производными (как, скажем, связь отец, зачинатель, – и сын, зачатый им и родившийся от него) и не-первично производными (как, скажем, связь отец, тот же самый зачинатель, – и внук; особенно, если внук родился не от упомянутого сына,
'законного', а от другого, зачатого в левую минуту и случайно; с соседкой или с сослуживицей.) Исконный, первичный, 'смысл' существования мелок: это суета по его продлению.
Никакого иного сущностного смысла пока не обнаружено. Всё прочее – мифы. И поскольку суть в 'малом', то в нём заключена не только истина, но и – 'великое'.
Что же в таком случае делать с тем, что всю дорогу и все именуют великим? С тем, что давно и всюду обрело статус незыблемых истин?
Ответствовать на подобный вопрос следует в зависимости от того – кто спрашивает.
Если – 'общество' (человечество, государство, семья и пр.), отвечать нельзя. И не потому, что каждый ответ будет столь же глупым, сколь неумно, скажем, предположить, будто умей богатые нанимать бедных умирать вместо себя и щедро за это платить, то бедные прекрасно бы жили. 'Обществу' отвечать не надо просто потому, что истинные, самые сущностные, условия человеческой жизни от него не зависят. Всё, в чём человек зависит от общества, не есть первичные условия. Да, социальное окружение может изменять человека сегодня быстрее, чем гены, но оно не может изменить природы человека. Если же 'вдруг' и изменит, то это будет уже не человек. А нечто иное.
Именуемое 'великим' или 'незыблемо истинным' именуется так 'обществом'. Это оно возвело одно или другое в ранг великого и истинного. И сделало это не с позиций человека, а с позиций общества, – того или иного сборища человеков. Знают, однако, 'даже' физики, что атомы в молекуле (в окружении себе подобных) ведут себя 'неестественно'. Предоставленным же себе, им чужды 'предубеждения'…
Исходя из этого, ответ на вопрос, поставленный в начале этой главки, прост, как сама жизнь. Именуемое 'великим' следует переименовывать в 'не-великое' (простое, такое же, как всё остальное), а то, что кажется незыблемым, – в 'зыблемое'. Хотя, как водится, заявление типа 'ангелов нету' вызывает протест даже у атеистов, за развенчание 'великого' или 'истинного' никому из нас обижаться не следует.
Только в случае этого развенчания мы и оказываемся в положении, позволяющем нам не лгать самим же себе. Только в этом случае возможно избавиться от всех тех химер сознания, которые лишают его трезвости и чистоты. В любом же ином случае мы 'упражняем', как выразился бы Ницше, волю к самообману.
Избавленность от химер сознания – дело, впрочем, рискованное. Риск (но и надежда) в том, что мы станем неспособны (или: обретём неспособность) понимать гораздо больше вещей, чем 'понимаем' сегодня. Сегодня, например, мы 'понимаем', что время движется вперёд со скоростью двадцати четырёх часов в сутки. Но с этой скоростью движется вперёд не время, а календарь. Время же, во-первых, движется не только вперёд, а, как звёзды в космосе, – во всех направлениях. Но главное – мы поймём, что время, даже обеденное или отпускное, это – иллюзия. И поэтому неправомерно задаваться такими вопросами, как: А с какой скоростью движется время? Природа не 'знает', будто у неё есть время, а у времени – скорость. 'Знаем' об этом только мы, 'поэты': 'За солонкой пустой, потемневшей побелкой – всюду жизни исчезнувшей след…' (Тот же поэт, кстати, увидел и правду: 'И видна за окном, за небесным порогом, часть пространства, которая занята Богом, а тебе, человеку, да будет итогом только время, которого нет.' Или: 'Вечность ждёт, а время говорит на языке, украденном у Бога'.) Риск избавления от химер нашего знания заключается в том, что мы можем уподобиться самой природе, которой ничто 'невдомёк'. Но она и не переживает по этому поводу. Она спокойна и равнодушна.
Этому нам и следует учиться у неё. Хотя мы уже сейчас способны её 'перещеголять', то есть даже наслаждаться незнанием, – именно равнодушие перед лицом непонятного и способно хоть когда-нибудь вывести нас к новой системе 'переживаний'. Кто-то из философов признался, что, хотя всю жизнь дважды два есть четыре, он надеется, будто на будущей неделе результат будет иным. Под равнодушием как путём к новой системе 'переживаний' я понимаю и неприсутствие надежды на будущую неделю. А под новой системой 'переживаний' – ту систему ценностей, которая зиждется не на борьбе, предполагает не её, не противопоставление чего-то чему-то, а более 'простую', более естественную для природы, точнее, единственно естественную для неё вещь, – пребывание. Мир.
Сознаём мы или нет, жизнь каждого из нас, воспитанных обществом созданий, подчинена метафизическому суеверию (тут лучше сказать, – суетноверию), будто мир зиждется на ките существования противоположных ценностей. И (или) причинно-следственных связей. Мир, между тем, об этом не подозревает. Чего он не делает из самого веского соображения: этот кит существует только в нашем помине. И он (или иже с ним) поддерживает не мир, а куда более легковесную и беспомощную субстанцию: наш же мозг в черепных коробках.
Тот же Ницше был прав, 'первородным грехом' общественного сознания назвав формулу, лежащую в основе всякой религии и морали: Делай это и не делай того – и тебе будет очень хорошо!
Правда, не настолько, чтобы не умер: сколь бы хорошо ты себя ни вёл, Всевышний поступит с тобой точно так, как с тем, кто вёл себя из рук вон плохо. Если же вдруг получится, что тебя Он заберёт даже раньше, чем плохого, то отсюда следует лишь, что Ему виднее где тебе быть. А если в отличие от того же
