и иногда отдых нужен даже от Рождества. Впрочем, стол был накрыт на двоих, как в прежние годы. Все как положено: хрустящая льняная скатерть, лучшие приборы. Два тяжелых хрустальных бокала, которые весь год хранились в коробке, задвинутой вглубь кухонного буфета.
Разделка птицы всегда была обязанностью Делла, и он разделывал ее мастерски. Это было целое искусство. Он отлично разделывал, когда дети были маленькие, и отлично разделывал сейчас, когда едоков было только он да Мэри. Довольно потирая руки, он вошел в кухню, жаркую и полную пара от кипящих кастрюль. Жареный гусь лежал на большом сервировочном блюде, накрытый серебристой фольгой. Делл вынул нож из подставки для ножей и наклонил его к свету из окна.
– Малость потемнело на улице, – сказал он. – Может, снег пойдет.
Мэри отбрасывала на сито сварившиеся овощи.
– Может, снег пойдет? Ты же не поставил деньги на это? Или все же поставил?
– Да нет! – Он смахнул фольгу с гуся и развернул блюдо поудобней. – Только думал поставить.
Мэри постучала ситом о край раковины.
– Похоже, что пойдет впервые за десять лет. Тарелки греются в духовке. Достать их?
На каждую из тарелок легло по мясистой гусиной ноге и по два аккуратных ломтя хлеба. Еще был жареный картофель и четыре вида овощей, исходящие паром на отдельных блюдах. Попыхивал соусник, где в клюквенном соусе томились колбаски, обернутые ветчиной.
– В этом году мне захотелось ай-тальянского, – сказал Делл, наливая Мэри, а потом себе рубиново-красное вино. «И» в слове «итальянское» у него звучало как «ай» в «примечай». – Ай-тальянское. Надеюсь, к гусю подойдет.
– Уверена, прекрасно подойдет.
– Думаю, нужно какое-то разнообразие. Не все ж пить одно французское. Хотя я б легко мог взять южноафриканское. Там продавалось южноафриканское. В супермаркете.
– Ну что, отпробуем? – сказала Мэри, протягивая бокал, чтобы чокнуться. – Будем здоровы!
– Будем!
Этот момент провозглашения тоста, этот нежный звон хрусталя Делл ненавидел больше всего.
Боялся и терпеть не мог. Потому что, даже если нечего было провозглашать и даже если с широкой улыбкой подавалась великолепнейшая еда и звоном бокалов управляла неподдельная любовь обеих сторон, всегда в момент этого ритуала что-то такое появлялось в глазах жены. Крохотная мгновенная искорка, острая как бритва, и он знал – лучше как можно быстрей завести разговор не важно о чем.
– Ну, как тебе ай-тальянское?
– Прекрасное. Великолепное. Отличный выбор.
– А то там была еще бутылка из Аргентины. Специальное предложение. И я едва не соблазнился.
– Аргентинское? Что ж, можем попробовать его в следующий раз.
– Но это тебе нравится?
– Замечательное. Чудесное. Теперь посмотрим, каков получился гусь.
Вино было единственной частью привычного рождественского стола, которая с течением лет поменялась. Когда дети были маленькие, он и Мэри довольствовались стаканом пива, может, большим бокалом лагера. Но теперь на Рождество вместо пива ставили вино. Сервировочные блюда добавились тоже недавно. Прежде все наваливалось на тарелки и относилось на стол – гора всего вперемешку в море соуса. Клюквенный соус был когда-то в диковинку. Когда дети были маленькие.
– Ну, как тебе гусь?
– Просто загляденье. И приготовлен отлично.
Щеки Мэри порозовели от удовольствия. После всех лет совместной жизни Делл еще был способен на это. Просто сказать верные слова.
– Знаешь что, Мэри? Все эти годы мы могли бы встречать Рождество гусем. Эй, глянь-ка в окно!
Мэри обернулась. Снаружи плавало несколько крохотных снежинок. Был первый день Рождества, и шел снег. Вот оно, наконец-то.
– Так ты все-таки сделал ставку, да?
Только Делл собрался ответить, как оба услышали легкий стук в наружную дверь. Обычно люди пользовались электрическим звонком, но сегодня кто-то стучал.
У Делла нож был в горчичнице.
– Кого это принесло в Рождество?
– Не представляю. Поздновато для гостей!
– Пойду посмотрю.
Делл встал, положил салфетку на стул. Затем направился в прихожую. Сквозь заиндевевшее стекло внутренней двери виднелся темный силуэт. Деллу пришлось снять короткую цепочку и отпереть внутреннюю дверь, прежде чем открыть внешнюю.
