- Он может сделать… недостойное… По ошибке. И этим запятнать свое имя.
- Запятнать имя? По ошибке. - Казалось, что темный искусник не может осознать услышанное. - Да… Ты прав, мой помощник. Имя Син-ханзы должно оставаться безупречным. Ты правильно понял.
- Но… Как мы можем спасти господина Гомпати от потери имени и лица? Ведь Гаки-о-Моро теперь не в наших руках, ими занимаются люди господина Сагами. А он не поверит нам!
- Мы должны сжечь нашу лабораторию. - Мурамаса холодно взглянул на помощника. Тот дернулся, но промолчал. Мурамаса криво усмехнулся и продолжил. - Если мы уничтожим наши расчеты и материалы, господин Гомпати не сможет использовать Гаки-о-Моро.
- Мой господин! Но ведь это… это же… Мы столько лет работали!
- Что лучше, мой мальчик, потерять несколько месяцев работы или спасти господина Син-ханзу от позора? А потом, когда болезнь господина пройдет, нам нетрудно будет вновь пройти путем знания.
Эйго Макковей молчал, не зная, что ответить.
Мурамаса же продолжил тем рваным шепотом, что так легко вонзал ядовитые клыки в душу рыжеволосого искусника:
- Мы ничего не теряем… Гаки-о-Моро ос-с-стаются у нас… С-с-старое оружие, что так любез-з-зно нашел для нас… покойный с-с-северянин…
- Покойный?!
- - Ах-ха… да, мой мальчик, ты же не з-знаешь… В один из с-своих темных моментов… гос-сподин Гомпати приказал убить с-северянина. Потом он очень с-сожалел об этом. Но для с-северянина… Алмаз- зное колес-со уже с-совершило полный оборот.
- Убить?! - Макковей отшатнулся от темного искусника. - Но ведь он принес нам столько пользы!
- Да, Эйго. Да. Теперь ты понимаешь, насколько близ-зок сейчас гос-сподин Гомпати… к тому, чтобы потерять лицо? Это не его вина. Лишь болез-знь этому причиной. И нам непременно нужно убрать Гаки-о- Моро из его рук. Лиш-шь на время. На время…
- Но это невозможно, мой господин. Мы не сможем! Ведь схема управления Гаки-о-Моро есть в вычислителях центра контроля.
Мурамаса помолчал. Его помощник прав. Было бы хорошо вообще лишить Син-ханзу влияния на Гаки-о-Моро. Но как? Несколько минут он молчал и прикидывал варианты. Тишина наливалась грозовой тяжестью и рыжеволосый парень начал беспокоиться. Или сомневаться? Еще немного, и он решит, что слова Мурамасы - недостойны. Это будет неудачно!
Темный искусник недовольно проворчал уже обычным голосом:
- Да, ц-сентр контроля. Как я мог забыть с-столь важное. Схема там есть, и только ты сможешь ее стереть. С-с-спася тем самым имя господина Гомпати!
- Я, господин?
- Да. Я тебе дам ос-собую инфокарту, с моим личным кодом. С ней ты должен попасть в вычислительный центр. Верно, у тебя есть друзья в охране ц-сентра? Я знаю, что ты сможешь туда пройти. И вот там… ты знаешь, что делать.
Бывший боевик содрогнулся. Он понимал, что это означает лично для него. Но имя… Имя господина!
Оно должно остаться чистым!
Искусник и его помощник некоторое время молчали и смотрели друг на друга. Затем Мурамаса отошел к одному из столов и долго рылся среди стеклянных осколков и обломков приборов. Когда он обернулся к рыжему парню, в руках у него была зажигалка. Мурамаса протянул ее помощнику.
Макковей взял зажигалку и медленно двинулся к груде тлеющих документов…
На пороге темный искусник остановился.
Оглядев лабораторию, Мурамаса усмехнулся. Эйго Макковей ушел пару минут назад. Он отправился на верную гибель и пусть его смерть окажется полезной ему, темному искуснику!
Мурамаса щелкнул выключателем, и оба рабочих зала погрузились во мрак, освещаемые лишь пламенем костра. По странной случайности старая картина оказалась хорошо видна Мурамасе. Багровые тени метались по бумаге, оживляя предка Син-ханза и сражаемого им дракона.
Темный искусник повернулся к древнему рисунку и прошипел:
- Моя рука будет над Кинто! Ваш правнук недос-с-стоин править Шилс-су. А я, - я с-с-стану нас- стоящим владыкой жизни и смерти!
Мурамаса глубоко поклонился воину на картине и канул во мраке коридора. Стальная дверь медленно и тяжело закрылась за ним.
Воин устало смотрел ему вслед.
Смерть или жизнь давно уже были не в его руках. О, когда-то он знал это блаженство - погрузить клинок в сердце врага! Некогда его душу часто опаляло пламя божественного горна яростной битвы, когда меч кажется продолжением руки и танец стальных змей слепит яркими бликами глаза. Но позже жадность возлюбленной к дорогим подаркам заставила его заняться черными делами. Он помнил, как в первый раз вышел на темные улицы спящего Кинто в поисках жертвы - человека, у которой был бы достаточно тугой пояс с золотом.
Золото! Пригоршня желтого металла - неделя любви изменчивой красавицы. Новая смерть, - и еще несколько ночей сладкого огня!
Он вновь и вновь выходил на ночные улицы. Он превратился в призрак паука высасывающего из жертв деньги вместе с кровью… Он менял чужие жизни на краткие мгновения любовного жара.
Все это было. Было - когда-то…
А ныне - лишь языки пламени разгорающегося пожара.
- -
Каждый день Икизоку думала, что вот он, - предел!
И жизнь ее бессмысленна и пуста без отца и мамы. Даже последняя надежда - обряд вызова Господина Лянми - оказался на деле насмешкой над ней. Она потеряла все деньги, которые у нее были, но самое плохое - она потеряла надежду.
Девочка вспомнила больницу, молодую женщину по имени Митику и едва не заплакала. Тогда она еще надеялась. Тогда она вновь почувствовала, что жива и кто-то о ней хоть немного заботится.
Но это прошло… А теперь?
Теперь она никому не нужна, заперта в этих больших пустых комнатах, рядом с покоями Хёгу-шангера. Забыта, словно сломанная игрушка. Видно, ее жизнь так и исчезнет, подобно росе, что скоро будет высушена солнцем.
Она подняла глаза на человека, перед которым стояла на коленях. Тот сидел в кресле и глядел на нее. Глазами старик, а телом и лицом - молод, не старше тридцати.
Господин Лянми.
- Я пришел принести тебе Слово, - тихо сказал Господин Лянми, - и слово это - Выбор.
Как неожиданно.
- Меня призвали ради одного чуда, - медленно, отделяя каждое слово маленькой паузой, произнес Господин Лянми, - именно его я и могу совершить.
Он всмотрелся в замершую перед ним на коленях девочку.
- Но я могу совершить и другое, маленькое чудо - я могу заставить тебя забыть родителей. Твои воспоминания исчезнут, словно лед на весеннем солнце, медленно растают и высохнут, растворясь без следа в теплом воздухе. Душа твоя обновится, в ней не будет места для слез, сожаления о прошлом и горчащих, словно старое масло, воспоминаний.
Девочка замотала головой, глядя на Господина глазами, в которых свернулась тьма ужаса.
- Нет, нет, нет!
- Я так и думал, прости меня, дитя, я не смог предложить тебе большего, - Господин Лянми протянул руку и нежно погладил воздух над головой Икизоку. - Я прошу прощения от своего имени и от имени того, чье тело ношу. Он тоже сожалеет. Он чувствует себя жестоко виновным перед тобой.
