– Ну а как ты сам думаешь? – отозвалась я. – Сам посуди, кто кроме тебя сидит в этой камере?
– Насколько я могу судить, – хмурясь, ответил узник, – только она.
И он указал рукой на девушку.
– Все верно, – подтвердила я. – Больше никого здесь нет. Так что ответ прост. Я и есть она.
– То есть как?
Он все еще не понимал.
– Ну, можно сказать, что я – ее душа, – немного неуверенно объяснила я.
– Что? – в смятении переспросил узник, до сих пор не уверенный в том, что вполне нормален и весь этот разговор происходит на самом деле. – Хочешь сказать, что ты… то есть
– Не совсем, – подумав, возразила я. – Видишь, она дышит. Так что не умерла, а так… наполовину.
– Как такое может быть? – Он вглядывался в темноту под потолком, надеясь разглядеть там хоть что-нибудь, вернее, кого-нибудь. Но разглядеть не мог. Я была невидима для человеческого взора. – Как это с тобой произошло?
– Сама не знаю. – Это был честный ответ. – Помню, что мне было очень больно. И сильно хотелось пить, просто дико, почти до крика. Но в горле слишком пересохло, чтобы кричать. И еще я страшно хотела спать, но не могла уснуть в таком положении. А потом все-таки уснула, а может, потеряла сознание. Точно не знаю. Когда я пришла в себя, было еще хуже. И знаешь, что странно? – задумчиво произнесла я. – Казалось бы, боль, жажда и голод – все это серьезно. А я больше всего страдала от того, что не могу поменять положение. Из-за этих цепей, – уточнила я, как будто это и так было не понятно. – Казалось бы, такая ерунда… В общем, в какой-то момент мне вдруг стало очень легко. Мучения резко отступили. А потом я поняла, что уже нахожусь не там, а здесь.
Я не имела возможности показать, что имею в виду под словами «здесь» и «там», но узник понял. Тихо выругался.
– Можно я подойду? – спросил он.
Я насторожилась.
– Зачем? – Мой тон разом перестал быть дружелюбным.
– Просто посмотреть.
– Зачем? – еще более напряженно повторила я. – Здесь тебе не ярмарка.
– Не бойся. – Он догадался о причине моего беспокойства. – Я не сделаю ничего плохого. Не доверяешь?
– С какой стати я должна тебе доверять? – изумилась я. – Посмотри на нее. Посмотри! – Теперь я почти кричала. – Видишь, что с ней сделали? Думаешь, после этого у нее есть причины доверять людям?
– Нету, – признал он после короткой паузы.
И подходить ближе не стал.
– Давно это произошло? – вместо этого спросил он. – Давно ты… отделилась?
– Две недели назад. Если, конечно, я не запуталась во времени, – справедливости ради уточнила я.
– А как же ты… в смысле она… – Он раздраженно мотнул головой. – Как она ест, пьет?
– Она не ест и не пьет, – жестко ответила я. – Да ей никто ничего и не приносит. Уже давно. Больше двух недель.
– Тогда как же она может быть до сих пор жива?
– Не знаю. – Я бы развела руками, если бы могла. Но руки безвольно висели там, внизу, скованные цепями. – Наверное, что-то странное произошло, когда я покинула свое тело. Но факт остается фактом. Она дышит.
Узник кивнул, после чего отошел к решетке, туда, где через маленькое окошко над полом ему оставили кружку с водой и глиняную тарелку с кашей. Наклонился и поднял кружку.
– За что тебя так? – спросил он, повернувшись и посмотрев прямо на меня.
Видеть, конечно, не мог. Но запомнил, откуда исходит голос.
– Не помню. Наверное, пока я была там, – я посмотрела на свое тело, хоть он и не мог проследить этот взгляд, – помнила. А теперь забыла. Возможно, это как-то связано со смертью. Ну, то есть с полусмертью.
Он что-то промычал в ответ. Наверное, не поверил. Но, впрочем, мне-то какая разница? Не хочет, пусть не верит.
– А ты? Тебя за что посадили? – с любопытством спросила я.
– Да какая разница, за что? – махнул рукой узник. – Искали способ избавиться – и нашли. Нелепый, но для определенных слоев убедительный.
Договорив, он решительно направился к заключенной.
– Эй, что ты делаешь? – закричала я.
– Ничего плохого, – отозвался он, и мои дальнейшие протесты игнорировал.
Подойдя к девушке, заключенный поставил кружку на пол. Выпрямившись, посмотрел на узницу и осторожно приподнял ее голову. Локоны, точнее
