провинность! Только такому негодному человку, какъ онъ, могло притти въ голову превратить въ лодочника П_і_а_в_к_у, который такъ обълся, что лолнулъ, стоило его только оставить одного.
Тонетъ извинялся. У него есть еще время послужить этому сеньору. Черезъ дв недли наступить праздникъ св. Каталины и Тонетъ общаетъ быть его лодочникомъ. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь успокоился при этихъ объясненіяхъ своего внука и сообщилъ, что уже пригласилъ донъ Хоакина на охоту въ тростникахъ Пальмара. Онъ прибудетъ на слдующей недл и Тонетъ и онъ будутъ его лодочниками. Приходится угождать постителямъ изъ Валенсіи, чтобы у Альбуферы всегда были добрые друзья. Иначе, что будутъ длать жители озера?
Въ эту ночь Тонетъ совершенно напился, и вмсто того, чтобы поіти ночевать въ спальню Нелеты, захраплъ у очага. Они не искали, а напротивъ, повидимому избгали другъ друга, находя нкоторое облегченіе въ такой отчужденности. Они дрожали при мысли остаться вмст, боясь воспоминаній объ этомъ маленькомъ существ, прошедшемъ предъ ними, какъ плачъ тотчасъ же загубленной жизни.
На слдующій день, Тонетъ снова напился. Онъ не могъ оставаться одинъ съ самимъ собою; у него была потребность одурманить себя алкоголемъ, чтобы заставить замолчать свою совсть.
Въ трактиръ пришли дурныя всти о состояніи П_і_а_в_к_и. Лкарства не помогали: онъ умиралъ. Мужчины вернулись къ своимъ дламъ, женщины, входившія въ его хату, признавались въ недйствительности всхъ своихъ средствъ. Самыя старыя по своему объясняли характеръ болзни. Пробка изъ пищи, закупорившая желудокъ, гнила. Стоитъ только взглянуть на его вздувшійся животъ.
Прибылть медикъ изъ Сольаны на свой еженедльный пріемъ и его повели въ лачугу П_і_а_в_к_и. Пролетарій науки отрицательно покачалъ головою. Ему нечего здсь длать. Это смертельный аппендицитъ: слдствіе чрезмрнаго объяденія, отъ котораго врачъ приходилъ въ ужасъ. И вс въ деревн повторяли слово 'аппендицитъ', женщины забавлялись, произнося это названіе, столь странное для нихъ.
Священникъ донъ Мигуэль ршилъ, что наступилъ моментъ войти въ хижину ренегата. Никто не умлъ тажъ быстро и откровенво, какъ онъ, напутствовать людей на тотъ свтъ.
'Ну, какъ?' произнесъ онъ стоя у дверей: 'ты христіанинъ? Или нтъ?'
П_і_а_в_к_а сдлалъ жестъ изумленія. Конечно онъ христіанинъ! И точно оскорбленный вопросомъ, онъ посмотрлъ подъ крышу хижины, созерцая въ восторг и надежд клочекъ синяго неба, глядвшій въ щели крыши.
'Ну, хорошо! Между людьми не должно быть лжи!' продолжалъ тотъ. 'Надо исповдаться. Онъ при смерти… Ясно, какъ божій день!' Этотъ священникъ-стрлокъ не любилъ долго разсуждать съ своей паствой.
Выраженіе ужаса промелькнуло въ глазахъ бродяги.
Его жизнь, полная нищеты и страданій, предстала предъ нимъ въ полномъ обаяніи ея безграничной свободы. Онъ видлъ предъ собой озоро съ его блестящими водами, шумную Деесу съ ея пахучей зеленью и лсными цвтами и даже стойку С_а_х_а_р_а, предъ которой онъ часто мечталъ и гд жизнь такъ часто представлялась ему въ розовомъ свт сквозь винные пары. И все это онъ долженъ покинуть!… Изъ глазъ его, уже подернутыхъ дымкой, струились слезы. Спасенья нтъ: пробилъ часъ смерти. И онъ увидитъ въ лучшемъ мір божественную улыбку безконечнаго милосердія, озарившую его душу ночью на озер.
И сразу вдругъ успокоившись, прерываемый рвотой и судорогами, онъ началъ тихо исповдоваться предъ священникомъ во всхъ своихъ мошеничествахъ, столь многочисленныхъ, что могъ припоминать ихъ только огуломъ. И вмст съ грхами онъ говорилъ о своихъ упованіяхъ: о вр въ Христа, Который опять придетъ для спасенія бдныхъ, и о таинственной своей встрч ночью на берегу озера. Но священникъ грубо прервалъ его:
'П_і_а_в_к_а, не фантазируй. Ты бредишь!… Правду… говори, правду'.
Онъ уже сказалъ правду. Единственнымъ грхомъ его была лнь, потому что онъ глубоко врилъ въ то, что трудъ противенъ завтамъ Господа. Разъ только онъ поступилъ, какъ другіе, предоставивъ свои руки людямъ, соприкоснулся съ богатствомъ и всми его радостями, и вотъ, увы! ему приходится расплачиваться за непослдовательность.
Вс Пальмарскія женщины умилялись такимъ концомъ бродяги. Онъ жилъ еретикомъ посл своего бгства изъ церкви, а теперь умираетъ, какъ истинный христіанинъ.
Характеръ его болзни не позволялъ ему принять Св. Тайнъ, и когда священникъ оснилъ его дарами, то запачкалъ рясу въ его рвот.
Только нсколько старухъ смло вошли въ хижину; он обыкновенно одвали въ саванъ всхъ, умиравшихъ въ деревн. Запахъ въ хижин стоялъ невыносимый. Люди изумленно и таинственно перешептывались объ агоніи П_і_а_в_к_и. Уже второй день не пищу онъ извергаетъ, а нчто хуже, и кумушки зажимали носъ, воображая себ П_і_а_в_к_у, распростертымъ на солом среди своихъ нечистотъ.
Онъ умеръ на третій день болзни. Животъ былъ страшно раздутъ, лицо скорчено, руки судорожно сведены отъ страданій и ротъ широко раскрытъ отъ послднихъ конвульсій.
Боле богатыя женщины, бывавшія въ дом священника, иснытывали глубокое состраданіе къ этому несчастному, который примирился съ Господомъ посл такой собачьей жизни. Желая достойно снарядить его въ послднее путешествіе, он отправились въ Валенсію, чтобы все приготовить для погребенія, истративъ на это такую сумму денегъ, которая, вроятно, никогда и не снилась П_і_а_в_к_ во всю его жизнь.
Его одли въ монашеское платье, положили въ блый гробъ, украшенный серебряными галунами, и вся деревня продефилировала предъ трупомъ бродяги.
Его прежніе друзья протирали свои глаза, красные отъ пьянства, сдерживая смхъ, при вид товарища, опрятно одтаго, лежавшаго въ своемъ двственномъ гробу, обряженнаго монахомъ.
Даже его смерть казалась чмъ-то смхотворнымъ! Прощай П_і_а_в_к_а! Ужъ не будутъ больше рыбачьи сти опустошаться до прихода ихъ собственниковъ, ужъ не разрядится онъ, какъ пьяный язычникъ, цвтами. Онъ жилъ свободнымъ и счастливымъ, не зная мукъ труда и сумлъ устроить себ богатыя похороны на чужой счетъ.
Въ полночь поставили гробъ на 'телгу угрей', и Пальмарскій пономарь съ тремя друзьями проводилъ тло на кладбище, не пропустивъ ни одного трактира по дорог.
Тонетъ не отдавалъ себ ясно отчета въ смерти товарища. Онъ жилъ во мрак; постоянное опьяненіе сдлало его совершенно нмымъ. Онъ всми силами старался сдерживать свою болтливость, боясь проговорить лишнее слово.
'П_і_а_в_к_а умеръ! Слышишь, твой товарищъ!…' говорили ему въ трактир.
Онъ отвчалъ мычаніемъ, выпивалъ и дремалъ, а постители объясняли его молчаніе печалью, по случаю смерти товарища.
Нелета блдная и печальная, словно каждую минуту предъ ея глазами проходило привидніе, хотла было остановить его.
'Тонетъ, не пей больше!' говорила она нжно.
Но она была поражена тмъ выраженіемъ возмущенія и глухой злобы, которымъ отвчалъ ей пьяный. Она чувствовала, что ея власть надъ его волей миновала. Иногда она видла, какъ глаза его загораются ненавистью и злобой раба, который ршилъ вступить въ борьбу и уничтожить прежняго притснителя.
Онъ не обращалъ вниманія на Нелету и продолжалъ наливать стаканъ за стаканомъ изъ всхъ бочекъ заведенія. Когда овладвалъ имъ сонъ, онъ растягивался гд-нибудь въ утлу и спалъ мертвымъ сномъ, а собака И_с_к_р_а, тонкимъ чутьемъ чувствуя все, лизала ему лицо и руки.
Тонетъ не хотлъ, чтобы пробудилась его мысль. Какъ только онъ начиналъ трезвть, его охватывало мучительное безпокойство. Тни входящихъ постителей, падая на полъ, заставляли его съ безпокойствомъ поднимать голову, словно онъ боялся появленія того, кто трелетомъ ужаса наполнялъ его сонъ. И онъ вновь начиналъ пить, чтобы не выходить изъ этого отупнія, усыплявшаго его душу, притупляя вс чувства. Ему казалось много уже лтъ прошло посл той ночи, что провелъ онъ на озер, послдней ночи его человческаго существованія и первой въ новомъ мір тней, по которому онъ шелъ ощупью съ головой, одурманенной виномъ.
Воспоминанія объ этой ночи приводили его въ трепетъ, какъ только разсивались пары опьяненія. Только совершенно пьяный, онъ могъ выносить это страшное воспоминаніе; оно становилось смутнымъ и неопредленнымъ, какъ воспоминаніе о быломъ позор, которое не такъ больно потому, что теряется въ туман прошлаго.
Ддъ засталъ его въ такомъ оцпенніи. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь ожидалъ на слдующій день прибытія донъ
