— Ну, теперь тебе хотя бы не о чем больше беспокоиться, — сказал смотрителю Турсен.
— Да что ты! Самое важное еще и не сделано. Самое сложное только впереди.
— А что такое?
Смотритель вытащил из складок тюрбана длинный и узкий, исписанный чернилами листок, помахал им в воздухе, тяжело вздохнул и сказал:
— Вот, список гостей. Я должен рассадить их согласно их рангу.
— А-а… — протянул Турсен и решил тут же ретироваться, — Да пребудет с тобою мир!
Но смотритель вовремя предугадал его маневр и успел схватить лошадь Турсена за поводья:
— О, друг мой! Прошу тебя, не отказывай мне в помощи и совете!
— Я ничего не понимаю в таких вещах, — стал отнекиваться Турсен.
— Да это и не обязательно! — воскликнул смотритель, — Тут просто нужно рассадить гостей так, чтобы это соответствовало их рангу, заслугам и уважению в обществе.
— Ладно. Дай-ка сюда. — согласился Турсен.
Он прочитал список один раз сверху вниз и задумчиво почесал затылок. Прочитал еще раз снизу вверх и почесал бороду. Действительно, сложная задача!
Нет, в том, как сядут самые важные гости, проблемы не было: по законам и обычаям праздников Осман бей должен сидеть в середине, с одной из длинных сторон бассейна. Напротив него, на другой стороне — губернатор провинции Маймана. Слева от Осман бея три управителя шахского бузкаши, один за другим. Справа — Солех, затем Турсен и Урос. Слева от губернатора самый старший сын Осман бея, который уже сам глава большого рода, а затем два самых богатых, — конечно же, после Осман бея, — человека в Маймане.
Справа от губернатора сядет генерал, командующий войсками провинции, потом начальник конной полиции, а затем вождь пуштунов, который, после завоевания этим горным племенем северных степей, часто бывал здесь.
Не сложно было разместить и тех, кто согласно своему положению, должен был тесниться на более узких сторонах бассейна: дальние родственники, слуги слуг Осман бея, племянники и зятья его дяди, сыновья от третьей жены его дедушки по материнской линии, а так же «не родственники», которые, из-за своих заслуг или знатности, могли претендовать на эти места. А с ними так же и главные конюхи, старшие пастухи, лучшие и уважаемые писари, главный садовник, а еще музыканты и певцы, которые должны будут петь и играть на празднике.
Но вот правильно разместить остальных действительно было трудно: люди среднего достатка, невысокого положения, но все уважаемые и достойные. Владельцы небольших поместий, мелкие чиновники, купцы из Даулад Абаза, и их близкие родственники, — тут необходимо было основательно подумать и все тщательно взвесить…
Турсен и главный смотритель сделали уже несколько кругов вокруг бассейна, и список путешествовал из одних рук в другие и обратно. Иногда, вперив взгляд в список Турсен, казалось, думал о чем-то другом, а не о расположении гостей. Урос… Чем дольше он перетасовывал и мысленно рассаживал гостей по своим местам, и уже видел их ряды полностью заполненными, тем сильнее становилась его тревога. Каждый раз, когда он представлял ряды гостей, то одно из мест он все время видел пустым — место Уроса справа от себя. «Что за дурное предчувствие?» — сжималось тогда сердце Турсена. И все настойчивей ему вспоминалось, что с того дня как Урос перекупил у Мокки Джехола, его почти не видели в имении. Каждый день, на рассвете, вскочив на коня, он уезжал в степь и возвращался лишь с наступлением ночи. Уставший и потный он ставил Джехола в стойло и спал рядом с ним на соломе. Так продолжалось уже много дней. И сегодня утром он опять куда-то исчез.
— Ну, теперь мы разместили всех! — с облегчением крикнул смотритель писарю, который следовал за ними с карандашом и бумагой, — Самое время. Первые гости уже прибывают.
Действительно, многие из гостей желали своей точностью показать Осман бею, как высоко они ценят его самого, и какая честь для них быть к нему приглашенными.
— Хорошо, — сказал Турсен, — мне еще необходимо проверить, все ли приготовлено для лошадей.
И бросив взгляд на зеленый, в полоску, шелковый чапан своего друга, запахнутый на его большом животе, добавил:
— И переодеться.
Люди Турсена прекрасно позаботились о лошадях. Под тенистыми деревьями тянулись длинные ряды деревянных кольев, и на расстоянии вытянутой руки от них стояли большие бочки с водой и корыта с овсом.
— Хорошо, — сказал Турсен главе саисов, — Иди, переоденься Аккул. Все остальные уже здесь.
— Разреши мне Турсен, попросить тебя сперва об одном одолжении, — промолвил Акул, наклонив голову.
— Говори.
— Позволь мне, пожалуйста, взять сюда с собой так же и Мокки, который скоро станет моим зятем.
Турсен подумал, что на другой стороне, за бассейном, соберется такая толпа людей, что человеком больше или меньше…
— Я тебе разрешаю, — сказал он наконец и с напускным равнодушием добавил, — Ты уже видел Уроса?
— Сегодня утром он опять ускакал на Джехоле. Правда, немного позже обычного.
Перед дверью дома, Турсена уже ожидал Рахим, одетый во все праздничное: полосатый кафтан, новые сандалии. А вместо заношенной тюбетейки он обмотал голову куском переливчатой атласной материи — подарок его господина.
Турсен бросил ему поводья лошади и вошел в дом. На топчане лежал заботливо вычищенный и выглаженный праздничный чапан старого чавандоза, из шелка, теплого, кирпично-красного цвета.
«Цена моего последнего бузкаши, — подумал Турсен на него глядя, — Уже пять лет он мне служит.»
— Урос еще не вернулся? — спросил он у мальчика, снова запрыгивая в седло.
— Ой, я же тебе сказал. Нет, не вернулся. Ты разве не слышал? — удивленно воскликнул Рахим.
Турсен ничего ему на это не ответил. Посадив ребенка позади себя, он галопом поскакал назад к «Озеру высокочтимых». Перед разноцветными рядами ковров вокруг бассейна, он остановился. Рахим соскочил с седла, помог своему господину спуститься с лошади, и застыл как завороженный.
— Ты что, не знаешь, куда нужно отвести лошадь? — недовольно проворчал Турсен.
— Конечно, знаю… сейчас отведу… — ответил бача запинаясь.
Никогда он ничего подобного не видел! С какой пышностью все устроено, а какое великолепное, ослепительное общество собралось здесь! На поляне, в тени деревьев, расположились гости на огромных коврах и пышных подушках. Все в своих самых дорогих чапанах сшитых из разноцветных, блестящих тканей: шелк из Ирана, тончайшая шерсть, индийская золотая парча. С блестками, в полоску, одноцветные или полностью покрытые роскошной вышивкой, каждый хотел перещеголять другого. Лишь чиновники самого высокого ранга были одеты в европейские костюмы, а на голове у них были шапки-кула. Чавандозы же, в первый раз по возвращению из Кабула, снова надели коричневые куртки с белой звездой из каракулевой шерсти на спине.
Рахим был не в силах оторвать взгляд от этой толпы людей, которая напоминала ему реку с разноцветными, сверкающими волнами. Подъезжали все новые гости — почти все они были на лошадях. Возле поляны они спешивались, и небрежно бросали поводья своему саису или баче. А какие лошади это были! А какие на них седла и блестящие уздечки!
Турсен не подарил всему этому ни единого взгляда.
«Где Урос? — спрашивал он себя, — Он же дал мне слово, что придет. Не может же он нарушить все правила порядочности и обычаев. Наверняка он скоро появится».
Но время шло, а Урос не появлялся. Более того, никто о нем ровным счетом ничего не знал, где он и что с ним. Уже и братья, и сыновья Осман бея появились в толпе и приветствовали последних пришедших, самых почетных и потому — припозднившихся гостей.
