шесть раз по два – двенадцать самоваров по полупятиалтынному – девяносто копеек. Шесть раз по десятку без малого яиц по утрам и по десятку вечером – сто двадцать штук, две копы?, по рублю копа? – два рубля. Шесть бульонов, шесть кур по пяти пятиалтынных за штуку, не считая крупы, гренков, петрушки, луку, того-сего и всего прочего, – для ровного счета – шесть рублей. Шесть вечеров – шесть ламп – шестьдесят копеек. Шнапс вы пили свой – два рубля; чаю-сахару не брали – один рубль, а всего, значит, три рубля. Вина не требовали – рубль, значит – четыре. Пива не было – семьдесят копеек. В общем, выходит рублей пять… Но для ровного счета ставьте пять пятьдесят. Ну, господин немец, в общей сложности разве не двадцать пять рублей?..
Так говорю я ему вполне серьезно, а он, думаете, хоть бы слово сказал? Упаси бог! Пыхтел трубкой, улыбался, достал четвертной и швырнул, как бросают трешку. Потом честь честью распрощался и уехал.
– Что ты скажешь, жена, о таком немце? – говорю я.
– Присылал бы господь таких немцев каждую неделю, – было бы совсем неплохо…
Немец уехал. Не прошло и трех дней, приходит ко мне почтальон и приносит письмо, но требует уплатить четырнадцать копеек. За что? Забыли, говорит, марку наклеить. Уплатил четырнадцать копеек, вскрыл конверт, а письмо написано по-немецки, ни слова не понять. Ношусь с этим письмом от одного к другому, – никто по-немецки не читает! Беда! Весь городишко избегал, наконец с трудом отыскал провизора из аптеки, который понимает по-немецки. Прочел он письмо и говорит, что пишет мне какой-то немец, очень благодарит за удобную, спокойную «штанцион», которую он нашел у меня, благодарит нас за гостеприимство и любезность, которые он никогда не забудет… «Ну что ж, думаю, очень приятно. Если ты доволен, меня радует». А жене говорю:
– Как тебе нравится немец? Ничего себе – дурень, не сглазить бы!
– Дай бог каждую неделю таких дурней, было бы совсем неплохо!..
Прошла еще неделя. Прихожу с вокзала, а жена подает мне письмо и говорит, что почтальон велел доплатить двадцать восемь копеек.
– Почему двадцать восемь?
– Так! – отвечает она. – Меньше он брать не хотел.
Вскрываю письмо – опять по-немецки. Бегу к своему провизору и прошу его прочесть. Он прочел: тот же самый немец пишет, что он проехал границу и так как сейчас он едет к себе домой, в свой «фатерланд», то благодарит меня за удобную и спокойную «штанцион», за наше гостеприимство и любезность, которых он никогда не забудет!
«Мои бы горести да на твою голову!» – подумал я.
Прихожу домой, а жена спрашивает:
– Что это за письмо?
– Опять, – говорю, – этот немец! Забыть не может благодеяние, которое мы ему оказали! Сумасшедший немец!
– Посылал бы нам бог каждую неделю таких сумасшедших немцев, – говорит она, – было бы совсем неплохо…
Прошло еще две недели. Приносят мне с почты большое письмо, и почтальон велит доплатить пятьдесят шесть копеек. Я, конечно, не хочу.
– Как угодно! – говорит почтальон и забирает письмо.
А мне досадно. Очень хочется знать, откуда письмо, а вдруг что-нибудь нужное? Заплатил пятьдесят шесть копеек, вскрыл пакет, взглянул, – снова по- немецки! Иду, конечно, к своему провизору, прошу простить за то, что морочу ему каждый раз голову, но что поделаешь, наказан я богом – не умею читать по-немецки! А тот читает мне целое послание все от того же немца: так как он уже приехал домой, повидался с любимым своим семейством, со своей «фрау» и детьми, то он рассказал им все, что произошло с ним у нас в Деражне, как я его встретил на вокзале, как привез к себе домой и предоставил ему такую удобную и покойную «штанцион»… Так что он очень и очень благодарит нас за наше гостеприимство, за любезность, которые ему не забыть до конца жизни!
– Тьфу ты пропасть! – говорю я и выкладываю все, что на сердце, а жене и рассказывать не хочу о письме, как будто ничего и не было.
Еще три недели прошло. Получаю с почты повестку на рубль и двенадцать копеек.
– Что еще за рубль двенадцать? – спрашивает жена.
– Понятия не имею!
Прибегаю на почту и начинаю расспрашивать, откуда прибыли рубль двенадцать копеек? А мне отвечают, что не получать, а уплатить я должен рубль двенадцать копеек.
– За что?
– За письмо! – говорят.
– Какое еще письмо? – спрашиваю. – Может быть, от немца?
Не отвечают. Словом, разговоры тут не помогут, уплатил я рубль двенадцать копеек и получил письмо – пакет. Вскрываю – опять от него, от немца! Прихожу к провизору.
– Не обижайтесь, пане, – говорю, – снова несчастье на мою голову – немецкое письмо.
Провизор, тоже дурень немалый, бросает свою работу и снова читает мне послание от того же немца, пропади он пропадом! Что же он пишет? Пишет, что у него сегодня «файертаг», праздник то есть, пришли к нему гости, вся семья собралась, и вот он рассказал им всю историю от начала до конца, как
