Мы сидели.
Ждали рассвет.
Я видела, как в песках рождалось солнце, как медленно выползало оно из раскаленной домны, полыхая всеми оттенками алого. И пустыня проседала под тяжестью его.
Я слышала, как бьется сердце Нкрумы.
И мое тоже.
И музыка их сплеталась воедино гимном грядущему дню.
Он задал вопрос.
Я ответила.
Будто возможны варианты.
Мы вернулись к обеду.
И вот теперь моя свекровь, нельзя сказать, что вовсе избегавшая меня все эти дни, но всяко не горевшая желанием пообщаться, предложила испить чаю.
И побеседовать.
– А что не так? – я шкурой чувствовала подвох. Вообще, шкура эта, довольно-таки прочная и способная выдержать самый злой полуденный свет, оказалась весьма чувствительна к косым взглядам.
– Видишь ли, деточка… – Арагами-тари провела пальцем по краю блюдечка. – Все немного… изменилось.
В чем же?
Они ведь готовы были принять в род безвестную девочку с окраины Вселенной лишь потому, что по какой-то безумной прихоти судьбы она соответствовала списку требований.
А теперь я хранительница.
Это ведь не просто так, верно? Это ведь большая честь и все такое, насколько я сумела разобраться в местных суевериях. И бури вот запускать могу. Бури, как выяснилось, у меня получаются на редкость качественные.
– Я, конечно, полагаю это глупостью несусветной, но вынуждена признать, что обычай до сих пор легитимен… – Ложечка легла на салфетку, которая радостно впитала остатки влаги. – И честно говоря, не представляю, как разрешить эту дилемму… Видишь ли, хранительница не может взять себе мужа.
Что-то такое было.
Конечно.
Змей вот помню.
И еще бубны. Пляски под луной. Червей, которым скармливали пленников.
Интересно, а этот обычай у них легитимен или как?
– Исторически сложилось, что хранительницы становились как бы…
– Чушь, – я позволила себе перебить Арагами-тари.
– Согласна, но Совет настроен категорически. Впервые за несколько тысяч лет появилась хранительница, и мы обязаны сделать все…
– Чтобы она не отъявилась.
Угрожать нехорошо, особенно женщинам мудрым и пожилым, точно знающим, что и как для меня будет лучше.
Но подозреваю, проблема вовсе не в моем замужестве.
И не в статусе.
– Мне не нужна власть. Я не полезу в Совет. Не стану диктовать им, как жить. Честно говоря, мне глубоко плевать, что у вас там творится. Мы договоримся. Они там примут закон, или утвердят обычай, или найдут исторический прецедент, не суть важно – и мы разойдемся довольные друг другом. Если нет… я сделаю так, как считаю нужным, а они пусть сами думают, как из этого выпутаться.
Арагами-тари улыбалась.
Что ж, кажется, она несколько лукавила, когда говорила, что не представляет, как поступить.
– Мне, в конце концов, личное счастье было обещано, – проворчала я и добавила: – С гарантией…
Эпилог
Свадьба все-таки была.
В каньоне.
Бело-зеленые стены и алый песок. Солнце. Рассвет. Ветер и хрупкие стеклянные цветы, которые появились на камне, стоило мне их позвать. Полупрозрачные их лепестки преломляли свет.
Бледно-голубой.
Платформа.
И вода, которая льется на руки древним обычаем. Трансляция ведется в Сеть, вызывая огромный резонанс.
Являюсь ли я в самом деле хранительницей…
Законен ли этот брак…
Древние…
Обычаи предков…
Изгнать нас? А куда? Ведь мир давным-давно освоен и поделен, а выпускать за пределы планеты крайне неразумно.
Интернет везде Интернет.
Розовый.
Камни в тиаре. Камни в ладонях. Камни на песке – еще один обычай… Нельзя брать, не отдавая взамен. И пески заносят драгоценные друзы соли, которая привлечет сюда криль и всех, кто идет за ним.
Меня предлагают запереть в храме.
Или исследовать.
Обязать передать все полученные знания Совету, и вообще…
Зеленый.
Вода льется на песок, и тот на глазах покрывается бледно-зеленой пленкой водорослей, которые спали годами, чтобы поймать краткие мгновенья дождя.
Это красиво.
Совет по-прежнему недоволен, хотя и издал резолюцию. А вот мой насекомообразный свах стоит рядом, зачитывая пункты договора. Правда, его никто не слушает, но это мелочи.
Кто-то мечтает о море.
Кто-то – о карьере.
Пускай.
А нас ждет собственный дом, который вырос рядом с Древним городом. Это оказалось несложно, всего-то пожелать – и…
За домом вереница палаток.
Репортеры.
И просто любопытствующие. Паломники, которым срочно требовалось благословение и желательно какое-нибудь чудо личного пользования.
Песчаницы, взявшие дом в кольцо.
– Так правильно, – сказала мне старуха, в чьих волосах виднелись серебряные колечки. – И да откроются врата…
Они пели рассветную песнь.
И у меня возникало острое желание вырастить еще один дом, где-нибудь во глубине песков.
Золотой.
Золото появляется, когда солнце доходит до края скал. Оно проступает на камнях этакой изморозью, и я знаю, что это не золото вовсе, но вкрапления редкоземельных элементов, разработку которых Совет собирается начать уже двадцать лет как, но все не соберется, поскольку каньон – исторический памятник, и вообще…
Они ждут одобрения.
И поддержки.
И того, что теперь я стану этакой куклой, которую можно будет показывать народу.
Пускай.
Я повернулась к тому, кого теперь могла назвать своим мужем. Я знаю, что все будет непросто, что однажды мне захочется убежать. Не от него, а от этого мира, который, кажется, ждет от меня подвигов, не понимая, что я всего-навсего наблюдатель.
Я не знаю, справлюсь ли.
С миром.
С Советом.
С обществом, столь разительно отличающимся от привычного мне. С собой и своими новыми способностями, со всеми этими чужими ожиданиями.
Не знаю и не хочу даже думать, что будет, если…
Его пальцы осторожно сжали мою ладонь.
Я не одна.
У меня есть муж, брачный договор и личное счастье с гарантией.
