дикость отдаться незнакомому мужчине прямо в лесу, на траве, вблизи тропинки, где в любую минуту мог пройти кто угодно? Ее муж мог отправиться за ней — звать обедать. Она потеряла стыд. Она сошла с ума…
Странное, смутное воспоминание шевельнулось в ее сердце и… погасло.
Неужели… Нет! Невозможно. Это признаки помешательства, которому особенно подвержены творческие натуры. У нее чрезмерно развитое воображение, болезненные фантазии, обостренные чувства…
Софья торопливо, почти бегом, вернулась домой. Заглянув в гостиную, она увидела дремлющего на диване мужа и с облегчением перевела дух. Зина в кухне накрывала стол к обеду, оттуда доносились запахи тушеной говядины и творожной запеканки.
Никто не заметил, как хозяйка закрылась в ванной, вымылась, переоделась.
Обедали молча. Говорить было не о чем, да и лень. Солнце проникало в кухню через легкие занавески, было светло и жарко, как летом. Донатов пил коньяк, Софья неодобрительно хмурилась. «Тебе нельзя», — едва не вырвалось у нее. Она сдержалась — кровь бросилась ей в лицо при возникшей в уме картине того, что произошло в лесу. Слова застряли в горле, она с трудом отдышалась.
— Надо починить бойлер, — позже, за десертом сказала она Донатову. — Вода едва теплая.
— Конечно, дорогая. Завтра же займусь, вызову мастера. Как прогулка? Ты не скучала одна? Прости, что не составил компанию. Прилег и будто провалился. Завтра пойдем вместе.
— Нет уж, — отказалась Софья. — Бродить одной, дышать соснами — это то, чего мне не хватало. Дачников нет, тишина, покой, кукушка кукует. В траве полно фиалок.
— Как скажешь. Вижу, чистый воздух тебе на пользу. Щеки порозовели, глаза блестят!
Она опустила ресницы. Блеск зрачков чуть не выдал ее.
Супруг зевнул, прикрыв рот рукой. Взгляд Софьи задержался на его пальце с обручальным кольцом. Сегодня она изменила Донатову, впервые за годы их брака. Что бы там про нее ни говорили, все вольности остались в прошлом. Возраст и театр усмирили ее натуру. На стороне ей вполне хватало флирта, в семье — умеренного супружеского секса. В последнее время она ощущала себя выстуженной, словно ее сердце покрылось коркой льда. Даже на сцене она не загоралась… и это пугало.
Они с мужем уже полтора года спали порознь: из-за разного ритма жизни. Донатов страдал бессонницей, он принимал снотворное и рано ложился. А Софья приезжала затемно, возбужденная после спектакля, она ужинала, а потом долго стояла у окна или сидела в кресле при включенном торшере, пытаясь что-нибудь читать. Утром она отсыпалась, а супруг собирался на работу, завтракал, стараясь не потревожить ее, и уходил, бесшумно закрыв за собой дверь.
Эту ночь Софья провела без сна. Впору было самой принять снотворное. Обрывки любовного свидания с Фавном теснились в ее сознании…
В понедельник Донатов собрался в Москву.
— У тебя отпуск, а я на работе, — сказал он, целуя жену в теплую щеку. — Зина остается, вам будет не скучно вдвоем. Погода чудесная. Завидую…
— Когда ты вернешься?
— В пятницу. Если не случится ничего непредвиденного.
— Мне страшно, — сказала она, глядя мимо него. — Не уезжай.
— Это нервы, дорогая. Побольше гуляй на воздухе, и все как рукой снимет.
При словах «побольше гуляй» Софья кожей ощутила дыхание молодого мужчины, губами — вкус его губ. Ее тело содрогнулось.
— Ночью кто-то ходил по саду, — шепотом произнесла она. — Я видела тень. И ветки хрустели — те, которые ты велел срезать.
— Глупости. Ты переутомилась. Ветки Зина убрала и сожгла.
Софья покачала головой: она знала, что муж ее не поймет, и упрямо повторила:
— Кто-то ходил…
— Тебе показалось. Дачники еще не съехались, поблизости все дома пустуют. Кому ходить-то? Разве что собаки бродили в поисках объедков. Скажи Зине, пусть выносит отходы за забор, а то бросает им чуть ли не у крыльца. Вот они и рыскают!
Софья смотрела, как Донатов садится в машину и выезжает за ворота. Забор надо было выше делать, основательнее, а то перемахнуть через него — проще простого.
После завтрака она отправилась на прогулку — только уже не в лес, а по улице. Ей доставляло удовольствие разглядывать чужие дворы, окна с резными наличниками, застекленные веранды. Муж был прав — дачи выглядели пустыми, неприветливыми.
Она подошла к дому с двумя башенками и мансардой — Садовая, одиннадцать. Дом казался нежилым: ставни закрыты, тропинка засыпана прошлогодней листвой. Софья все стояла и стояла, прильнув к забору, вдоль которого густо разросся шиповник. Что она надеялась увидеть?
Бабка в замусоленном ватнике вела на веревке козу. Поравнявшись с Софьей, она окинула женщину подозрительным взглядом.
— Купить хотите?
— А продается?
— Кажись, да. Дом хороший, хозяйка его сначала сдавала, а теперя решилася продать. У ей мужик давне-е-енько помер, а сама-то не управляется. Небось деньги нужны. Тут приезжали некоторые, глядели, да отступилися.
— Почему?
Софья с беспокойным любопытством расспрашивала бабку. Коза мирно щипала траву.
— Дак… дорого просит.
— А отчего хозяин умер?
— Порезался косой, заразу внес, ну и не спасли. Жалко. Молодой мужик был, красивый. Загляденье!
— Вы ничего не путаете?
— Я старая, но из ума не выжила, — обиделась бабка и потянула козу за веревку. — Пошли, Мушка.
Софья застыла, провожая ее взглядом, задумалась. Коза упиралась, не желая идти. Бабка ругалась на всю улицу, понося Мушку последними словами.
Софью пробрал озноб. Она отшатнулась от забора и побрела вниз, к реке. Мысль о Фавне, как она окрестила лесного незнакомца, молнией вспыхнула в уме. Не такой он и незнакомец. Сознание ее раскололось на две половинки: одна отторгала Фавна, другая страстно призывала. «Что, если я опять встречу его? — мнилось ей. — Что, если он опять…»
Она застонала и закусила губу до боли, до крови. Прошлое, от которого она, казалось, надежно отгородилась, проснулось в ней, отозвалось мучительной тоской.
В лесу, на том месте, где они с Фавном предавались любовному опьянению, время остановилось… или вернулось. А может, оно вообще не шло?..
Софья прерывисто вздохнула и опустилась на траву, безжалостно сминая колокольчики и кустики земляники. Она забылась мгновенным или невероятно долгим сном, а когда открыла глаза, над ней склонился Фавн. Он не спрашивал, зачем она пришла снова. Она не задавала вопросов, кто он и откуда взялся. Разве не все равно иссушенному жаждой путнику, из какого источника пить наслаждение?
Это сладостное странное колдовство длилось всю неделю, до приезда Донатова. Сама природа подыгрывала любовникам, — за пять дней не выпало ни капли дождя. Софья ощутила в себе желание опять выходить на сцену, потрясать зрителей и высекать огонь из их сердец.
Муж привез с собой господина Спиридова. Тот был польщен приглашением и не скрывал восхищения хозяйкой, рассыпался в любезностях и комплиментах.
Зина накрыла праздничный стол. Софья вышла к обеду в умопомрачительном туалете, — длинном красном шелковом платье струящегося покроя с глубоким декольте, с подчеркнутой талией. На ее шее сияло
