Щенок дворянской породы Джуля (то есть в полном варианте Джульбарс) выпил молока. Если бы дело происходило в двадцать первом веке, я бы постарался оградить столь мелкое и беспомощное существо от такой отравы, как молоко из магазина, но здесь и сейчас – пусть пьет на здоровье. Удешевлять производство продуктов до полной их несъедобности люди пока не научились.
Для тети Нины стояла бутылка советского шампанского. Она, правда, не смогла уговорить всю, но дядя Миша был начеку и вовремя пришел на помощь супруге.
Мы с Верой обошлись лимонадом.
Всем очень понравилось мое украшение для общей елки, водруженной в прихожей нашей квартиры, благо площадь позволяла – гирлянда из разноцветных лампочек. Я ее нашел в числе прочего, задвинутого в дальний угол шкафа, когда изучал, что же все-таки есть в моей комнате. И немного доработал, так что теперь она мигала, причем не просто, а выдавая морзянкой буквы «НГ». То есть длинная вспышка, короткая, пауза, две длинных, короткая, пауза и по новой. Зрители впечатлились по самое дальше некуда, тетя Нина минут, наверное, пять ахала насчет моих золотых рук. Вера же шепнула мне, что такие шикарные Новый год и день рождения у нее впервые в жизни.
Вот только с музыкой было не очень. Пластинки имелись, и не в таком уж малом количестве, однако настолько запиленные, что слушать их можно было только в порядке мазохизма. Единственная более или менее приличная содержала «Болеро» Равеля, вот оно у нас и играло весь вечер. Я сделал заметку в памяти – пора подумать насчет приличного магнитофона. И купить гитару. Я, правда, не играл на ней уже лет сорок с гаком, однако это ничего, вспомнить недолго. Тем более что у Скворцова, кажется, есть голос, в отличие от Антонова, подобным талантом отродясь не обладавшего.
Сидели долго, часов до двух ночи, а потом Вера заявила, что Джуле надо погулять. Впрочем, ей быстро объяснили, что такому мелкому собачонку на двадцатиградусный мороз рановато, помрет еще ненароком. Тогда она вытащила на прогулку меня, мотивировав свой выбор тем, что я-то уж точно не помру.
Народу на улице было мало, значительно меньше, чем в мои зрелые годы. Никто не взрывал петарды, не орал по пьяни диким голосом и даже не бегал с бенгальскими огнями. Мы прошли по скверу улицы Крупской сначала наверх, к Ленинскому проспекту, потом спустились вниз, к проспекту Вернадского.
– Хорошо-о-то как! – протянула Вера. – И никому завтра на работу не надо, можно не волноваться, что проспишь.
Так и есть, сейчас советские люди могли спокойно гулять в Новый год, ведь первого января – нерабочий день. Ну, а второго пожалуйте трудиться. Кстати, рабочий день сейчас был семичасовой, зато неделя шестидневная. Правда, в субботу работали на час меньше.
– Не завтра, а уже сегодня, – уточнил я. – Но действительно хорошо, что никуда не надо. Заботятся о нас партия и правительство. Даже жалко всяких французов, англичан и американцев, которые вот прямо с раннего утра после праздника вынуждены будут тащиться на работу и подвергаться там жестокой эксплуатации.
Вера кивнула – она, похоже, пока относилась к таким перлам с полной серьезностью. Со временем скорее всего разберется, что к чему, но форсировать этот процесс я не буду. Нехорошо рушить идеалы у ребенка.
Именно во время этой прогулки я окончательно почувствовал себя здесь своим. Раньше все-таки присутствовал какой-то элемент экскурсии, и в двадцать первый век я возвращался как домой. А теперь стало наоборот. Наверное, потому, что там я не имел никаких оснований смотреть в будущее с хоть сколько-нибудь оправданным оптимизмом. А здесь по крайней мере еще четверть века все будет хорошо. Потом, конечно, потихоньку начнется…
Но уж себе-то и близким я точно смогу помочь не сгинуть и не скатиться в нищету в девяностые. Может, смогу и заметно большему количеству народа, но пока просто не представляю, как именно. Впрочем, время на обдумывание еще есть.
Глава 4
Мотовелосипед я привел в желаемое состояние к середине марта. Вообще складывалось впечатление, что в шестидесятые годы двадцатого века климат был заметно холоднее, чем в начале двадцать первого. Я спросил у Веры, как тут было в прошлом и позапрошлом году – мол, в Амурской области, где шла моя служба, было не до изучения погоды в Москве. Она ответила – да примерно так же, как сейчас. А сейчас март был настоящим зимним месяцем! В середине марта на улице минус пятнадцать градусов днем и минус двадцать ночью. И метели как минимум раз в неделю. Из-за этого я пока не собирался выкатывать свой мопед – обкатывать его все-таки лучше при плюсовой температуре и по сухому асфальту, а не по снегу со льдом, сверху слегка присыпанным песочком.
Ходовую я почти не трогал, только привел в приемлемое состояние передний тормоз. А то, пока ехал из магазина, всю дорогу удивлялся – да как же можно было вполне нормальный с виду барабанный механизм довести до полнейшей неработоспособности?
Оказалось, всего двумя мелкими штрихами. Первый – это кулачок разжимания колодок. Он не был не только отполирован, но даже хоть как-то отшлифован и вообще имел какую-то странную форму.
Вторым штрихом, а точнее, косяком, был трос. Он представлял собой простую навивку из круглой (!) проволоки, внутри которой без какой-либо промежуточной трубки ходила сердцевина. То есть потери на трение были весьма серьезными, а передаваемое усилие ограничивалось упругой деформацией оболочки на весьма незначительном уровне. Кроме того, такой трос принципиально не мог работать при отрицательных температурах. От любых, даже минимальных количеств влаги он замерзал.
В общем, я доработал кулачок и приволок тросы из двадцать первого века, ибо трос газа был точно таким же и ни малейшего доверия не внушал.
С мотором пришлось повозиться более основательно. Общие недостатки велодвигателей серии «Д» я знал давно. Их два. Первый – слишком маленькое сечение впускного тракта. У «дэшек» впуск золотниковый при помощи полой цапфы коленвала, так вот, диаметр отверстия там уж больно мал. Но рассверлить недолго, в ФИАНе неплохой станочный парк, и я уже договорился, меня туда пускают.
Карбюратор тоже не вызывал ни малейшего восторга, пришлось в двадцать первом веке ехать в Сокольники и покупать карб от китайского аналога «дэшки». Этот был куда приличнее.
Воздушный фильтр я выкинул сразу – при первом же взгляде на него ничего, кроме «горбатого могила исправит», в голову не приходило. И сам из фанеры и поролона соорудил новый, заодно дополнив его функцией глушителя шума впуска. Ну и заполировал и подогнал к посадочному месту
