— Вполне возможно, — кивнул Шелепин, — а вот как ты смотришь на то, чтобы ненадолго слетать в Бельгию?
— Если вместе с женой, то положительно.
— Вместе, вместе. Там, если ты не в курсе, в конце сентября собирается двадцать второй международный астронавтический конгресс. Очень представительный — будут не только экипажи одиннадцатого и шестнадцатого «Аполлонов», но и сам фон Браун. А от нас, кроме тебя — Глушко, Челомей и Гагарин с Леоновым.
— Валентин Петрович уже знает?
— Нет, мы считаем, что будет лучше, если ему об этом скажешь ты, причем представишь это как результат ваших с Антоновым немалых усилий.
— Опять буржуйским одеколоном мазаться, — вздохнул Антонов. — И на что только не приходится идти бедному пенсионеру ради прогресса космонавтики!
— Тебя, между прочим, там собираются принять в Международную академию астронавтики действительным членом, — уточнил Брежнев. — Не урони честь советского человека и коммуниста.
— Ну, что там за звание платить не будут, это ясно, — снова встрял Антонов. — Не как у нас, где даже членкору за просто так отстегивают двести пятьдесят рублей в месяц. Но если начнут требовать членские взносы, я им точно что-нибудь уроню. И, кстати, что там говорилось про фон Брауна?
— Да, действительно, — спохватился я. — Леонид Ильич, то, что фон Браун помрет в семьдесят седьмом, всего в шестьдесят пять лет, не есть хорошо. Надо бы заранее вмешаться.
— Думаешь, надо, — пожевал губы Брежнев.
— Обязательно.
— Ты же этим раскроешь свои способности.
— А то про них там кто-то не знает! Нет, это совершенно необходимо.
— Товарищи, как, разрешим Вите подлечить этого недобитого нациста?
— Ну, нацистом он был по молодости и очень давно, а сейчас наверняка перевоспитался. Хрущев, вон, в конце двадцатых вообще был троцкистом, и ничего. Так что я за, — подержал меня Шелепин. — Можно даже пригласить его в СССР, небось дело не обойдется одним сеансом.
— Могут не отпустить, — усомнился Леонид Ильич.
— Вряд ли, но если действительно не отпустят, то это будет просто огромный подарок для нашей пропаганды. Американцы не выпускают своего ведущего космического конструктора на лечение, а сами его обеспечить не могут! Но ведь выпустят, они не дураки.
Как и всякий советский человек, впервые отправляющийся за границу, я должен был пройти соответствующий инструктаж. Мне его проводил сам председатель КГБ Семичастный.
— Ну, про звериный оскал капитализма ты мне явно можешь рассказать куда больше, чем я тебе, — заявил Володя. — Однако некоторые аспекты все же не помешает уточнить. Например, на конгресс наверняка придет Нинель.
— Это не ко мне, это к Антонову, — усмехнулся я. — Подожди минутку, сейчас перекинусь.
— Не надо, — вздохнул духовный брат. — Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. К тому же в двадцать первом веке меня ждет Марина.
— Что? — охренел я. — С каких это пор тебя стали сдерживать подобные вещи?
— Ты не помнишь, но я ведь там двое суток лежал пластом после Луны, а она меня выхаживала. Нет, не буду я ей изменять, по крайней мере сейчас.
— Ну вот, а некоторые еще сомневались, что может дать Луна человечеству. Один только раз туда слетал, и полнейшая позитивная реморализация! Прямо точно по Стругацким. Хорошо, что я на Марс не собираюсь, а то ты бы оттуда вернулся вообще не человеком, а натуральным ангелом небесным без страха и упрека.
В Брюссель мы прилетели вечером двадцать восьмого сентября, меньше чем за сутки до начала конгресса. И народу в аэропорт набежало много — не как у нас, конечно, но все-таки. Не знаю, на кого именно — на Гагарина или на меня.
— На тебя, на тебя, — усмехнулся Юрий. — Я здесь уже был. Видишь девушек с цветами? Сейчас подбегут, вручат их и полезут целоваться, причем небось к тебе первому.
— Я им полезу, — пообещала Вера. — Кто-нибудь знает, тут средние телесные идут по административной статье или по уголовной?
При этих ее словах от группы наших сопровождающих отделился сотрудник в штатском, быстро подошел к девушкам и что-то им сказал. Они синхронно закивали.
— Вот так, — удовлетворенно заметила Вера, — могут ведь работать, когда захотят. Нам куда, в этот автобус?
— Нет, для нас вон тот длиннющий лимузин рядом. И видишь, за девицами, которые с цветами, стоит такой высокий, седой? Это сам фон Браун. Главный конструктор ракет «Сатурн», на которых американцы летали на Луну. Надо же, не поленился приехать в аэропорт, не терпится ему познакомиться с Челомеем и Глушко.
— И с тобой тоже.
— Да, наверное, и я его слегка интересую, но все-таки не так, как двое наших главных. Но это только поначалу.
У меня была довольно насыщенная программа, а Вера в сопровождении сотрудниц комитета вдоволь погуляла по Брюсселю, но ее хватило только на два дня. А потом жена затосковала.
— Уже надоело? — слегка удивился я вечером. В Брюсселе до сих пор ни разу не был не только Скворцов, но и Антонов тоже, и мне хотелось посмотреть город, но пока как-то не получалось.
— В том-то и дело, что нет! Но больно уж тут много магазинов. Это же приходится собирать всю волю в кулак, чтобы нигде ничего не купить. Ладно там колбаса или эти, как их, йогурты. Но какие я сапожки видела на Вевейде! И мотоцикл. А мне до сих пор стыдно вспоминать, как я в первый раз оказалась в «Березке». Хватала же все подряд, хотя мне нужно было только платье на свадьбу. Так оно все до сих пор лежит. Может, тебе все деньги отдать, тогда и соблазна не будет? У меня же на самом деле уже все есть.
— Ну, мне-то их точно будет некогда тратить. И что за мотоцикл тебе приглянулся?
— Хонда «Си Би семьсот пятьдесят».
— Да, у тебя губа не дура. Но где ты на нем будешь ездить, если купишь? По Калужскому шоссе и на «Яве»
