— Не более трех-четырех дней, — сказал он. — Чудо, что она не умерла до сих пор.
— Благодарю вас.
Штайнер медленно спустился по лестнице. Выйдя из подъезда, он остановился и вдруг увидел город, раскинувшийся вокруг. Утром он никак не воспринимал его, но теперь улицы, дома, площади, — все обрело полную отчетливость, и от этого нельзя было уйти. Он видел опасность, незримую и безмолвную, подстерегавшую его на каждом углу, в каждой подворотне, притаившуюся в каждом лице. Он знал, что сделать почти ничего нельзя. Место, где его могли схватить, как зверя у водопоя в джунглях, — вот оно, это белое, каменное строение за его спиной. Но он также знал, что должен прятаться, — иначе он не сможет приходить сюда. Три-четыре дня. Ничто и целая вечность. Он подумал, не разыскать ли кого-нибудь из старых друзей, но потом решил отправиться в какой-нибудь отель средней руки. В первый день там на него не обратят внимания.
Керн сидел в камере тюрьмы «Ля сантэ» с австрийцем Леопольдом Бруком и вестфальцем Мэнке. Они клеили бумажные пакеты.
— Знали бы вы, ребята, до чего жрать охота! — сказал Леопольд. — Передать невозможно! С удовольствием сожрал бы клейстер, если бы за это не полагалось наказания!
— Подожди, — ответил Керн. — Через десять минут принесут жратву.
— Какой от нее толк! Еще больше голодным будешь. — Леопольд надул пакет и, злобно хлопнув по нему, порвал. — И зачем только человеку желудок, да еще в такое проклятое время! Как подумаешь об окороке или даже о свиных ножках — и прямо хочется разбить в щепы всю эту лавочку!
Мэнке поднял глаза.
— А мне, наоборот, рисуется огромный бифштекс с кровью, — заявил он. — С луком и жареным картофелем. И конечно, пиво, холодное как лед.
— Прекрати! — застонал Леопольд. — Давайте говорить о чем-нибудь другом. Например, о цветах.
— А почему именно о цветах?
— Ну, вообще о чем-нибудь прекрасном, неужели ты не понимаешь? Надо же нам как-то отвлечься!
— Цветы меня не отвлекают.
— Однажды я видел несколько розовых кустов. — Леопольд судорожно пытался сосредоточиться на этом воспоминании. — Прошлым летом. Перед тюрьмой в Палланце. На закате, когда нас выпустили на волю. Красные розы. Такие красные, как… как…
— Как сырой бифштекс, — подсказал Мэнке.
— Ах, чтоб тебе пусто было!
Щелкнул замок.
— Принесли жратву, — сказал Мэнке.
Дверь отворилась. Но это был не служитель, разносивший пищу, а надзиратель.
— Керн… — сказал он.
Керн встал.
— Пойдемте со мной! К вам пришли!
— Вероятно, президент республики, — предположил Леопольд.
— А может, Классман. Ведь у него есть паспорт. Вдруг он принес какую-нибудь еду.
— Масло! — вдохновенно произнес Леопольд. — Большой кусок масла! Желтого, как подсолнух!
Мэнке ухмыльнулся:
— Знаешь, Леопольд, ты все-таки лирик! Нашел когда думать о подсолнухах!
Керн резко остановился в дверях, будто кто-то ударил его кулаком в грудь.
— Рут! — сказал он, задыхаясь. — Как ты сюда попала? Тебя тоже схватили?
— Нет, Людвиг, нет!
Керн мельком взглянул на надзирателя, безучастно прислонившегося к стенке. Затем быстро подошел к Рут.
— Ради всего святого, немедленно уходи отсюда! — прошептал он по-немецки. — Ты не понимаешь, что происходит! В любую минуту тебя могут арестовать. Это — месяц тюрьмы. При вторичном аресте — полгода! Поэтому поскорее уходи… немедленно!
— Месяц! — Рут испуганно посмотрела на него. — Ты должен просидеть здесь целый месяц?
— А что тут такого! Просто не повезло! Но ты… не будь легкомысленна! Здесь каждый может потребовать у тебя документы! В любую секунду!
— Да есть у меня документ!
— Что?
— У меня есть вид на жительство, Людвиг!
Она достала из кармана бумажку и показала ее Керну. Тот широко раскрыл глаза.
— Иисусе Христе! — медленно произнес он немного погодя. — Значит, правда! Так сказать, непреложный факт! Это все равно что кто-то воскрес из мертвых! Хоть один раз выгорело! Кто помог? Комитет беженцев?
— Да. Комитет и Классман.
— Господин надзиратель, — сказал Керн, — разрешается ли арестованному поцеловать даму?
Надзиратель вяло посмотрел на него.
— По мне — так сколько угодно, — ответил он. — Лишь бы она не передала вам при этом нож или напильник!
— При месячном сроке это вряд ли имеет смысл.
Надзиратель свернул сигарету и закурил.
— Рут! — сказал Керн. — Вы знаете что-нибудь о Штайнере?
— Нет, ничего. Марилл говорит, что узнать о нем что-либо невозможно. Штайнер наверняка не станет писать. Просто возьмет и вернется. Вдруг придет к нам, и все.
Керн недоверчиво поглядел на нее:
— Марилл серьезно верит в это?
— Все мы верим, Людвиг. А что нам еще делать?
Керн кивнул:
— Действительно, делать больше нечего. Он уехал только неделю назад. Может быть, все-таки пробьется.
— Должен пробиться. Ничего другого я себе не представляю.
— Время вышло, — сказал надзиратель. — На сегодня хватит.
Керн обнял Рут.
— Возвращайся! — прошептала она. — Возвращайся поскорее! Ты останешься здесь, в «Сантэ»?
— Нет. Нас перебросят к границе.
— Я попробую добиться еще одного свидания! Возвращайся! Я люблю тебя! Приходи скорее! Мне страшно! Я хочу поехать с тобой!
— Это невозможно. Твой вид на жительство действителен только в Париже. Я вернусь.
— Я принесла тебе деньги. Они спрятаны под бретелькой. Вытащи их, когда поцелуешь меня.
— Мне ничего не нужно. Хватит того, что у меня есть. Оставь их себе! Марилл тебя не бросит. Может быть, скоро и Штайнер приедет.
— Время вышло! — повторил надзиратель. — Не плачьте, детки! Ведь не на гильотину он идет!
— Прощай! — Рут поцеловала Керна. — Я люблю тебя. Возвращайся, Людвиг!
Оглянувшись, она взяла пакет, лежавший на скамье.
— Здесь немного еды. Внизу пакет проверили, все в порядке, — обратилась она к надзирателю. — Прощай, Людвиг!
— Я счастлив, Рут! Господи, до чего я счастлив, что у тебя есть вид на жительство. Теперь эта тюрьма будет для меня раем!
— Ну, пошли! — сказал надзиратель. — Пошли обратно в рай!
Керн взял пакет. Он оказался довольно тяжелым. По дороге в камеру надзиратель задумчиво проговорил:
— Моей жене, знаете ли, шестьдесят лет, и у нее появился небольшой горб. Иногда мне это бросается в глаза.
Керн пришел в камеру в момент, когда служитель стоял у двери и раздавал миски с супом.
— Керн, — проговорил Леопольд с кислой миной. — Снова картофельный суп без картофеля.
— Это овощной суп, — заметил служитель.
— Скажешь еще, что это кофе, — ответил ему Леопольд. — Тебе я верю на слово…
— Что у тебя в пакете? — обратился к Керну вестфалец Мэнке.
— Еда. Только не знаю какая.
Лицо Леопольда засияло, как алтарь католического собора.
— Ну-ка, разверни его! Быстро!
Керн развязал шпагат.
— Масло! — молитвенно прошептал Леопольд.
— Как подсолнух! — добавил Мэнке.
— Белый хлеб! Колбаса нескольких сортов! Шоколад! — в экстазе продолжал Леопольд. — И вот еще…
