— Слушаю, Бондаренко! — послышался в трубке знакомый голос.
— Здравствуй, Степан Иванович, это Горюнов. Что такой голос усталый?
— Здравия желаю, товарищ майор! А с чего мне бодрый голос иметь?
— Ну, ты только плакаться мне не начинай, — мрачно пошутил Горюнов. — А то ведь знаешь, как это некоторые любят? Я самый невезучий, у меня самые тяжелые условия работы…
— Когда я плакался? — хмуро осведомился Бондаренко.
— Ну вот, в голосе сразу энергия и боевой задор появились, — усмехнулся Горюнов. — Ладно, не обижайся, я никогда особенно-то не умел шутить. Я чего звоню: у вас там не появились следы бывшего сотрудника Левандовского?
— Вовремя вы, — проворчал Бондаренко. — Или по своим каналам информацию получили?
— Ты о чем, Степан Иванович?
— Сегодня ночью Левандовский был убит на окраине города при нападении на милицейский патруль.
— Что-о? — Встревоженный Горюнов платком промокнул свою обритую наголо голову. — Это точно он? Тело опознано?
— Конечно. Мы готовим возбуждение уголовного дела по этому факту, чтобы объединить его с предыдущим по статье «Измена Родине».
— Патрульные пострадали в этом столкновении?
— Легко ранен один милиционер.
— Так, Степан Иванович, я тебя очень прошу, одно дело делаем. Ты или сам там прикажи, или начальника своего найди. Я приеду, и мне нужно будет побеседовать с твоими героями.
— Извините, товарищ майор, всех я вам прямо сейчас обеспечить не смогу. Раненого отправили в госпиталь, сержант Курносов выехал с группой на облаву. Людей у нас не хватает. Понимаете? А старший патруля, старшина Ванюшин, в отделении. Он Левандовского и застрелил.
А когда выяснилось, что оперативная группа, выехавшая на место происшествия этой ночью, под утро нашла в развалинах еще и хорошо замаскированный склад оружия, Горюнов изменил решение и предложил встретиться сразу на месте. Через час они втроем ходили между двумя улицами, и хмурый старшина милиции с красными от бессонной ночи глазами гулким басом рассказывал о происшествии. Горюнов с интересом смотрел на этого большого, сильного и храброго человека, который стеснялся того, что ему во время патрулирования приспичило сходить по малой нужде.
— Так откуда он все-таки появился? — спросил майор, стоя у забора в той точке, откуда тот ночью заметил Левандовского.
— Общее направление — от начала вот этого дома. Между третьим и четвертым окном я его увидел. Он миновал третье, освещенное, и его силуэт обратил на себя мое внимание. Потом я уже стал присматриваться.
— Да, странно, — пожал плечами Бондаренко. — Если он вышел из этого дома или соседнего, он шел бы по той стороне, где подъезды.
— А мог он идти с той стороны, где вы нашли склад с оружием?
— Теоретически мог и оттуда идти, только непонятно, зачем ему такой крюк давать. Он мог пройти напрямик, и тогда снова маршрут его движения должен был проходить мимо жилых домов со стороны подъездов. А он оказался здесь.
Горюнов стоял посреди улицы и поворачивался лицом то в одну, то в другую сторону, что-то прикидывая про себя. Наконец он снова заговорил:
— Смотрите, товарищи, что получается. Точка А — это замаскированный склад с оружием. Точка В — место, где его визуально обнаружил старшина. А есть еще точка Б, которая лежит не на одной прямой между точками А и В, а где-то правее. Старшина стоял вон там, у пролома в заборе. Значит, точка Б лежит на дуге, по которой Левандовский мог идти от склада.
— А если он шел не от склада? — спросил Бондаренко. — Если он к складу никакого отношения не имел?
— Может, и не имел, — задумчиво ответил Горюнов. — Тогда он шел со встречи с руководством, или с заседания подпольного штаба, или от бабы. Все это выяснять придется путем подворного обхода и предъявления фото Левандовского жильцам. А если он шел не от бабы?
Горюнов прошел между развалинами и двумя крайними жилыми домами. Опытный оперативник, не первый день боровшийся с националистическим подпольем, он рассуждал так, как ему подсказывал его опыт. Левандовский шел не из леса, он шел в лес. Это очевидно из общего направления его движения. Склад с оружием, как его описали в милиции, представлял собой несколько оружейных ящиков, присыпанных битым кирпичом и землей, в которых лежали автоматы, винтовки и гранаты. Ящики не успели отсыреть, значит, закладка свежая, ей всего несколько дней. Самое интересное, что оружие в ящиках лежало не законсервированное, не в масле. Оно было старательно вычищено и готово к бою. Содержимым ящиков можно было вооружить 45 человек. С учетом информации, полученной от капитана Ивлиева, в городе могут начаться серьезные события. Националистическое подполье ждет приказа взорвать 5-й штрек на шахте 16-бис. Для чего оружие в городе, почему здесь появился Коломиец, который должен был быть в лесах со своими головорезами? Что делает в городе Левандовский, который должен опасаться опознания и поимки? Ведь для него это грозит одним финалом — расстрелом по решению трибунала.
Все это по отдельности выглядело как случайный набор фактов, а вместе говорило о том, что банда УПА подтягивается к городу, здесь готовятся вооруженные столкновения. По большому счету, националисты могут его просто захватить. Для чего? Для того, чтобы совершить запланированное по приказу зарубежного Центра. И если НКВД обнаружил в шахте взрывчатку, если им не удастся произвести запланированный взрыв, они пойдут на прямой штурм. Атакуют дамбу и взорвут ее на поверхности, непосредственно заложив взрывчатку в теле дамбы. Вот что это значит! И последний штрих, который надо было понять, — какого черта здесь делал Левандовский?
— Олег Николаевич, посмотрите! — Бондаренко остановился и присел на корточки.
Горюнов и старшина вернулись и присели рядом с ним. На земле лежал припечатанный чьим-то каблуком обрывок бумажки с половинкой хорошо заметной эмблемы — черный орел с распростертыми крыльями, державший в лапах круг из стилизованных листьев, внутри которого находилась свастика. Горюнов поднял подходящую щепку и стал бережно освобождать кусок бумаги от земли, соскабливая ее осторожно, как сапер при разминировании мины или археолог, очищавший находку во время раскопок многовекового возраста. Наконец обрывок был очищен полностью. Он взял его в руки и, осмотрев с двух сторон, спросил, не поднимая головы:
— Знаете, что это такое? Это обрывок бумажной этикетки,
