Когда брюнетка и ее спутник в сопровождении здоровяка вышли из ресторана, он последовал за ними. Они сели в темную иномарку; он в свой видавший виды внедорожник…
Не отрывая страдающего взгляда от облаков, Паша Кадьяк из бутылки глотнул водки.
…Темная иномарка привезла миниатюрную брюнетку и ее солидного спутника к подъезду элитного дома, огороженного забором из двухметровых металлических прутьев. Когда же он подъехал к закрытому шлагбауму в распахнутых воротах, из будки появился дюжий охранник и потребовал пропуск.
Пропуска не было, - и он уехал. Уехал, мечтая обладать миниатюрной брюнеткой. И эта назойливая мечта помешала его работе. Образ брюнетки застил ему глаз, и впервые он промахнулся в цель – в хозяина авто-магазина; впервые не получил денег за выстрел. Вот тогда он принялся подкарауливать брюнетку у въездных ворот к элитному дому. Напрасно. Темная иномарка увозила и привозила ее, и никак с брюнеткой нельзя было перемолвиться. И вскоре он понял, что похож на барана, который тупо бьется лбом в запертые ворота, и возненавидел брюнетку. И с крыши пятиэтажки, с которой без помех просматривался в оптический прицел въезд в ворота, он выстрелил в брюнетку, когда она в темной иномарке подкатила к шлагбауму. Пуля пробила ее голову, и он испытал наслаждение более сильное чем сексуальное, спустился вниз и на внедорожнике уехал в свой дом в лесу…
Глотнув еще водки из бутылки, Паша Кадьяк решил покормить карасей, число которых совпадало с числом убитых им людей. «Завтра куплю и выпущу в пруд еще четырех карасей», - подумал он, грузно прошел в кладовку, зачерпнул мерным ведерком комбикорм из мешка и, прихватив огромный черный зонт, протопал через кухню под дождь.
3
Опутанный длинными водорослями полукилограммовый карась изгибался и бился в сачке. Довольный Иван Сапфиров положил добычу у ног и присел на корточки. Теперь будет, что пожевать матери. Теперь...
- Что же ты, козел, чужое хапаешь?! – ударив ногой по заднице старика, грозно спросил Паша Кадьяк. - Тебя чему в школе учили?
- Пенсию не принесли. Есть нечего, - узнав голос хозяина кирпичного дома, пожаловался Иван Сапфиров. – Мать голодная лежит.
- Вот продал бы мне свою халупу с землей, купил бы матери и хлебушка, и тортик.
- Нельзя продавать мне избу. В ней дед мой и отец мой жили.
- Тогда карася в пруд, и вали к матери, - приказал Паша Кадьяк, опустил ведерко с комбикормом на плитку дорожки, поднял старика за воротник плаща и поставил на ноги.
Струйка дождевой воды скатилась с зонта и упала вместе с каплями дождя на шлем танкиста.
«Сынок, я есть хочу. Сынок, дай сухарик», - услышал Иван Сапфиров из ушей танкистского шлема тихий голос матери. Расхрабрился он, плечом толкнул парня в бок, подхватил карася за жабры, сунул за пазуху, и кинулся к лазу под забором.
От неожиданного толчка Паша Кадьяк не устоял на ногах. Вместе с зонтом он рухнул в прудик и поднял брызги и волны, которые плеснулись на берега. Отпустив зонт, он тюленем выбрался из воды и увидел, как вор карася юркнул в канавку под листом забора. «Со старым козлом я справлюсь без оружия», - почувствовав охотничий азарт, решил он, вскочил на ноги и кинулся к тому же лазу под забором.
А Иван Сапфиров уже сбежал по когда-то им выкопанным лопатой ступенькам на дно оврага. Он устремился в поселок за лесом. Там, в поселке, люди, - они защитят его от хозяина кирпичного дома. Там, в поселке, он возьмет у Дарьи-почтальонши свою и матери пенсию и бросит деньги за карася в круглую морду хозяина кирпичного дома. Там, в поселке, он на пенсию купит продукты, вернется к матери и приготовит обед. Только бы ноги не подвели!
И ноги не подвели - Иван Сапфиров шустро взобрался по самодельным ступенькам на другой склон и углубился по тропинке в сосновый лес.
Тем временем Паша Кадьяк неуклюже спустился на дно оврага. Кроссовки его часто путались в островках пожухлой, но крепкой травы. А поднимаясь на другой склон, он несколько раз поскользнулся, упал, но погоню не прекратил. Перепачкав в глине ладони и спортивный костюм, он преодолел овраг, увидел, как синий плащ старика исчез среди стволов сосен. И пусть торчавшие из земли корни сбивают бег с ритма, и пусть колючие ветки хлещут по лицу! Надо догнать вора! Надо засунуть карася в беззубый рот вора!.. На, жри, жри! Не бери чужое, не бери!
Перемахнув через замшелый пень, Паша Кадьяк оказался перед поляной с кочками, с редкими деревцами, с проплешинами воды. Где вор? Неужели удрал?.. Нет, вон впереди-справа колыхнулись мелкие елки, мелькнул черный шлем.
Паша Кадьяк бросился старику наперерез. И сразу под его кроссовками запружинила, зачавкала земля. Ерунда! Черный шлем и синий плащ мелькнул чуть позади-справа. Еще полсотни метров, и он настигнет вора и засунет карася ему в глотку. Вот островок твердой земли с кривой березкой. Один желтый листик мокнет под дождем на ее макушке. Еще метров двадцать, и старый козел позавидует грешникам в аду.
Паша Кадьяк метнулся вперед, споткнулся о кучу листвы и больно стукнулся головой обо что-то твердое. Обо что?! Впереди, у кромки островка узкая полоска воды рябит от капель дождя.
Паша Кадьяк шевельнул ногой, но невидимая преграда не дала шагнуть вперед. Что за хрень?! Еще и еще раз он посылал ногу вперед, но она натыкалась на твердую, невидимую преграду.
- Слава Богу! Я спасена! – из кучи листвы поднялась Дарья Мумулина – местный почтальон - русоволосая молодуха в черной куртке, в черных кожаных сапожках.
… Сегодня, едва рассвело, Дарья-почтальон понесла пенсию сыну и матери Сапфировым. Это она должна была сделать вчера; но вчера она встретила Николая Зубешкина, который приехал в поселок за своей бабушкой, чтобы забрать ее в город. Встретила и зашла к нему в гости. Бабушка Николая выставила на стол угощение, трехлитровую банку красного домашнего вина и ушла посплетничать к соседке. Дарья и Николай выпили по стаканчику вина, поцеловались и, прихватив банку с вином, поднялись на чердак. Чердак им был знаком. Два года назад они уже пили здесь вино, а потом играли в мужа и жену. И все бы ничего – но Николай вскоре уехал с родителями в город, а она через девять месяцев родила мальчика, родила в городе, в который скрылась по совету матери, перед тем, как беременность вот-вот проявилась бы для жителей поселка. «Сама напортачила, сама исправлю», - решила Дарья, и мальчонка ее прожил лишь
