- Слышь, - рядом плюхнулся Игнатка, паренек ловкий, справный, да бестолковый. Ему б со своими быть, перенимать умение, а он к ворам тянется, не понимает, что дело это, может, префартовое, однако и опасное. Нищего что? Выдерут.
В острог упекут.
И отпустят.
А вот вора, коли поймают, то прямехонько на каторгу, там уже и клеймо получишь, и от него вовек не избавишься.
- Мне вот чего дали, - Игнатка вытянул из-под полы кипу мятых листочков. - Сказали нашим разнести, чтоб они людям, значится...
Листочки были желтыми и некрасивыми.
А уж писано на них было...
- Выкинь, - нищий ловко приподнялся и, потянувшись, распрямил ногу. Ишь, затекать стала... может, ему с безногости на падучую перейти? Хотя... падучих народишко боится. Тогда за юродивого? А что, лицо чистенькое, надобно только попоститься, чтоб худоба пришла.
- Куда?
- Куда-нибудь...
...юродивый там или слепой... слепой - тоже неплохо, особенно, коль ослеп, отечеству служа, но главное, что не в Арсиноре. Теперь понятно, за что Басурмана убрали. Он бы с этаким дерьмом связываться не стал бы и другим бы не позволил.
- Дурак ты, - Игнатка носом шмыгнул, соплю подбирая. - Так и будешь до смерти самой туточки сидеть...
Чем плохо-то? Тепло и мухи не больно кусают, хотя нынешним днем они, надобно признать, свирепые вышли...
- ...а я вот в люди выбьюсь...
- В петлю ты выбьешься, - нищий покачал головой, уже понимая, что ничего-то он не переменит. Да и надо ли? Коль охота Игнатке зверя коронного за хвост тягать, то и пускай себе. Не понимает, дурья башка, чем подобные игрища чреваты. И видать, прочел Игнатка что-то этакое, понял, если головой косматою тряхнул, оскалился и зашептал быстро так, захлебываясь словами:
- Вот увидишь, скоро все переменится... вона, на этое... именитства велено, чтоб шли на площадь... бочки, небось, выкатят. А в тех бочках...
Нищий попритих, только и Игнатка понял, что лишнего сболтнул.
- Весело будет... - сказал он, листочки раскидывая. И ветер поднял, закружил, понес по-над рыночною площадью. - Только не всем... полыхнет Арсинор, что небо давече.
...и нищий знал, кто будет гореть в том костре.
Только... не маленький уже Игнатка, а он... у него своя дорога, небось, велика империя, хватает в ней жалостливого люда. Правда, сперва надо будет словечко шепнуть одному человеку, который, глядишь, и поблагодарит, если не рублем, то подорожной.
Подорожная даже нужнее.
Глава 4
Глава 4
- Стало быть, тезоименитство? - Лешек почесал подбородок, на котором пробилась золотистая щетинка. - Хотя, конечно... он любит пафосность, а более пафосного мероприятия и придумать сложно. Может, отменить?
- А предлог? - Димитрий перебирал бумаги.
Докладные.
Доносы именные и безымянные, порой писаные душевно, но большею частью пустые.
- Батюшка заболел, - Лешек почесал подбородок. - Можно объявить, что вместо празднества будут молебны и все такое...
- Значит, беспорядки устроят в церквах. А их, в отличие от площади, несколько сотен...
- Думаешь...
- Кем бы он ни был, сродственничек твой...
- Не уверен, что родственник.
- Не важно, он слишком долго ждал, готовился, чтобы вот просто так взять и отступить. И да, на площади будут беспорядки... что бы мы ни делали, они будут.
- А что мы, к слову, делаем? - Лешек сел на стол и мотнул ногой. - Если, конечно, это не государственная тайна.
- Отчего же... делаем... вот взять, скажем, вино... стоит оно в Путейных подвалах, где и всегда. Правда, эти бочки придется убрать, и выкатят другие, но о том знать не стоит.
Лешек кивнул, принимая. Подумал.
И сказал:
- Я на них погляжу.
- На которые?
- На все. Если будет отрава, я должен понять, что за она.
А отрава будет, не зря слушок новый появился, что царица-матушка, змеиной страсти полна, желает всех людей православных извести. И для того придумала план прехитрый, но какой - никто не знает. Слух был весьма конкретен, и в то же время расплывчат. Агенты доносили, что на дорогах стало людно. И главное, не то, чтобы паника, отнюдь, скорее город замер, ожидая. А вот чего ждал - поди-ка пойми.
- Магам отпуска даем... тем, что на границе. Там многие служат годами безвыездно.
- А отдыхать они будут тут? - догадался Лешек.
- А то...
- А граница?
- Молодежь приглядит. Небось, на границе просто и понятно все.
- Справятся ли?
- А куда деваться, - Димитрий пожал плечами. - С бунтом справились бы, стало быть, и за границей присмотрят. Но вообще там тоже спокойно. Так что, вероятнее всего, союзников у него нет, тех, которых стоило бы по-настоящему опасаться.
Лешек вновь кивнул, но как-то так, рассеянно.
- Войсковые учения вот проводим. Готовим портальных магов и армию действовать сообща... техника быстрой переброски...
...и перебросят части к Арсинору, правда, в ночь перед празднеством и на дальние поля, на которых осенью ярмарки становятся. Ныне там тишь да грязь.
Глядишь, и хватит.
Должно хватить.
- Без жертв не обойдемся, - Димитрий встал. Это его и мучило. Хотелось выскочить из дворца и заорать: мол, не ходите люди... спасайтесь... только знал: не услышат, а коль и услышат, то... паника никому не нужна. - Постараемся, но... не обойдемся...
Патрули.
Солдаты.
Маги... оцепление двойное. Менталисты, которых стянули отовсюду, откуда только можно, с одною задачей: не дать толпе сорваться. И они, одетые в штатское, будут гулять, будут сливаться с этой толпой, поднимать чарки и произносить здравицы.
Славься Империя.
Славься...
Сто лет... и двести, и всю тысячу...
...только не удержат, потому как тот, кто затеял игру, знает про всю эту мышиную возню, и не пугает она его, напротив...
...чего они не поняли?
Чего не рассчитали.
- А из остального... в письмах покойной ничего нового. Там сплошные вздохи и стенания. Кровь на розе принадлежит девушке. В общем, тут снова пусто. С той, которую Стрежницкий подстрелил, тоже работаем.
Димитрий поморщился, потому как голова опять заныла.
- У меня такое чувство, что нас за нос водят.
- Идем, - Лешек протянул руку. - У нас есть еще время... и знаешь, мне давно казалось, что стоит побеседовать с отцом.
Милостью Божию Его императорское величество Александр IV, самодержавный властитель всея Арсийской империи, а также земель Ближних и Дальних, островов Венейских и трех морей пребывал в том меланхолично-мрачном настроении, которым травились пиявки.
Они, посаженные на высочайшее чело, дабы оттянуть дурную кровь, а с нею и мысли беспокойные, ибо именно в них по разумению многих и заключались болезни, наливались краснотой и отваливались. Целители качали головами, а франкский аптекарь, удостоенный высочайшей чести продемонстрировать тайное свое знание, цокал языком.
- Видеть? - он с
