Она легко поднялась по лестнице. Карпентер и Питер Детрайтес последовали за ней.
— Я сяду за руль, мистер Карпентер, — сказал Питер. — Похоже, вы порядком измотаны.
— Так оно и есть, — признался Карпентер.
Спустившись в каюту, он рухнул на койку. Мисс Сэндз зашла в кухонный отсек, поставила воду для кофе и достала из холодильника ветчину.
Питер был прекрасным водителем и готов был сидеть за рулем день и ночь. И не только сидеть за рулем — он мог бы с закрытыми глазами разобрать и собрать любой ящероход. «Странно, почему они с мисс Сэндз не влюбились друг в друга? — подумал Карпентер. — Они оба такие милые, что им давно следовало бы это сделать». Конечно, Карпентер был рад, что этого не произошло, хотя ему-то от этого было не легче.
А почему они ни слова не сказали о корабле Космической полиции? Ведь не могли же они не видеть, мак он взлетает?
Они не спеша двигались по равнине в сторону холмов. Через иллюминатор было видно, как позади ковыляет Сэм. В кухоньке мисс Сэндз нарезала ветчину. Карпентер засмотрелся на нее, пытаясь отогнать печаль, навеянную расставанием с Марси и Скипом. Его взгляд остановился на ее стройных ногах, изящной талии, медно-красных волосах, задержался на шелковистом пушке, покрывавшем ее шею под короткой стрижкой. Странно, что с возрастом волосы всегда темнеют…
— Мисс Сэндз, — сказал он вдруг. — Сколько будет 499 999 991 умножить на 8 003 432 111?
Мисс Сэндз вздрогнула и, немного помолчав, ответила:
— 400 171 598 369 111 001.
А потом продолжила резать ветчину.
Карпентер медленно сел и спустил ноги на пол. У него сжалось сердце и перехватило дыхание.
…Возьмите двух одиноких детишек. Один — гений по части математики, другой — по части техники. Двое одиноких детишек, которые за всю свою одинокую жизнь не знали, что такое быть любимыми. Перевезите их на другую планету и посадите в ящероход, который при всех своих достоинствах прежде всего огромная восхитительная игрушка. Устройте для них импровизированный пикник в меловом периоде и приласкайте впервые в жизни. А потом отнимите у них все это и в то же время оставьте сильнейший стимул к возвращению — необходимость спасти человека. И при этом сделайте так, что, спасая его жизнь, они могут — в ином, но не менее реальном смысле слова — спасти свою.
Но 79 062 156 лет! 49 000 000 миль! Это невозможно!
А почему?
Они могли тайком построить машину времени в своей подготовительной школе, делая вид, что готовятся к десентиментализации; потом, как раз перед тем, как начать принимать десентиментализирующий препарат, могли войти в машину и совершить скачок в далекое будущее.
Правда, такой скачок должен был потребовать огромного количества энергии. К тому же картина, которую они застали на Марсе, прибыв в будущее, не могла не потрясти их до глубины души. Но это были предприимчивые дети, достаточно предприимчивые, чтобы использовать любой мощный источник энергии, оказавшийся под рукой, чтобы выжить при нынешнем климате и в нынешней атмосфере Марса до тех пор, пока не отыщут одну из марсианских пещер с кислородом. А там о них должны были позаботиться марсиане, которые научили их всему, что нужно, чтобы сойти за уроженцев Земли. Что же касается колонистов, то они вряд ли стали задавать лишние вопросы, потому что были счастливы увеличить свою скудную численность еще на двух человек. А дальше детям оставалось бы только терпеливо ждать, пока они вырастут и смогут заработать на поездку на Землю. Там им оставалось бы только получить палеонтологическое образование.
Конечно, на все это понадобилось бы много лет. Но они, вероятно, предвидели это и рассчитали свой прыжок во времени так, чтобы прибыть заранее и к 2156 году все успеть. И этого запаса времени только-только хватило: мисс Сэндз работает в САПО всего три месяца, а Питер Детрайтес устроился туда месяцем позже, по ее рекомендации, разумеется.
Они шли кружным путем, вот и все. Сначала 49 000 000 миль до Марса в прошлом; потом 79 062 100 лет до нынешнего Марса; снова 49 000 000 миль до нынешней Земли — и наконец, 79 062 156 лет в прошлое Земли. Карпентер сидел на койке, пытаясь собраться с мыслями.
Знали ли они, что это они будут, мисс Сэндз и Питер Детрайтес? — подумал он. Наверное, знали, во всяком случае, именно на это рассчитывали, поэтому и взяли себе такие имена, когда присоединились к колонистам. Получается парадокс, но не очень страшный, так что и беспокоиться об этом нечего. Во всяком случае, новые имена им вполне подошли.
Но почему они вели себя так, как будто с ним незнакомы?
Так ведь они и были незнакомы, разве нет? А если бы они рассказали ему — всю правду, разве он бы поверил?
Конечно, мет.
Впрочем, все это ничуть не объясняло, почему мисс Сэндз так его не любит.
А может быть, дело совсем не в этом? Может быть, и она так же боготворит его, как и он ее, и так же теряется при нем, как и он при ней? Может быть, она старается по возможности на него не смотреть потому, что боится выдать свои чувства, пока он не знает, кто она такая?
Каюту заполнял ровный гул моторов. И довольно долго ничто больше не нарушало тишины.
— Что с вами, мистер Карпентер? — неожиданно спросила мисс Сэндз. — Язык проглотили?
И тогда он встал. Она повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы, она смотрела на него с нежностью и обожанием — точно так же, как смотрела прошлой ночью, 79 062 156 лет назад, у мезозойского костра в верхнемеловой пещере.
НА ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ
© Murray Leinster, The Middle of the Week After Next, 1952
Мюррей Лейнстер
Рассказ
Перевела с английского Элла Башилова
Рис. А. Черенкова
«Юный техник» 1977'06–07
В последнее время прошел слух о том, что господин Тадеуш
