— Следить за вами и не давать делать глупости. — Выложил он как на духу.
— Понятно... — Протянул я, уставившись в потолок и намечая дела в голове, которые надо успеть сделать до отъезда. Конец августа. Три дня осталось. Самое важное напоследок оставил. Плюс, оглянулся я на письменный стол — книги не забыть. Все десять томов рун. И амулеты. — Не говори ей, если я отлучусь. — Отдал я ему команду. Не хотелось бы, чтоб он проболтался, куда я шастаю по ночам.
— Понял, хозяин Андрей. — Не мог он мне отказать, так как все духи в поместье завязаны на меня. Кормятся моей силушкой. Хлопок и он стоит передо мной в истинном обличье. Ростом мне по пояс, с бородой до полу и лицом, похожим на моё. Они всегда похожи на хозяев. Будь то домовые или чердачные. Банники или водяные.
Пришлось вставать. Не дело это лежать перед тем, кто заботится о нашей семье. Следит за хозяйством и окрестностями, оповещая нас, если что не так. А раз он явился в таком виде, значит, что-то случилось. Значит дело швах.
— В лесу объявился бука. — Сказал он и исчез с очередным хлопком. Только хвост промелькнул в дверях, а я пропел:
Баю, баю, баю, бай, да
Поди, бука, под сарай, да
Коням сена надавай, да
У нас Колю не пугай, да.
Раз Кузя об этом сказал, значит, он кого-то уже встретил, да напугал до усрачки. Из деревенских наверно, что мирно себе грибы собирали.
— В путь, дорогу, — засобирался я. Два дела сделаю. Его изгоню и жертву Радогосту принесу. Как-никак я его первожрец.
Встал напротив зеркала, что выше меня и, по словам бабушки, принадлежало ещё её деду, произнёс фразу — ключ:
— Свет мой, зеркальце! скажи, да всю правду доложи, — сменилось моё изображение на поляну в лесу с деревом в центре. Черное, обгоревшее. Таким я нашел его два года назад. А потом будто кто — то руку толкнул, и она потянулась к топору.
Несколько часов работал, но вырезал на нём облик божества, со щитом в одной руке и молотом Сварога в другой. На меня вот только больно похож получился. Мда...
На голове же его сидела уточка. Сам он улыбался, хотя его суть — карающий лик Всевышнего. Судья. Никак не шут.
Боги ушли из нашего мира, но сила осталась. Сила, что помнит прежних хозяев и ищет похожих на них смертных, наделяя их чертами тех. Даруя долголетие и силу. Вот и я попал, вырезав идол, сам не зная, что делаю — по наитию, став первожрецом и скрыв это от бабушки.
Оградил это место защитой от зла и лес стал преображаться. Его стали заселять магические твари, от безобидных, до опасных. Вроде буки. Зеркало даже пришлось поставить, чтобы ежели что — быстро сюда добраться, прошел я сквозь него, миг, и тридцать километров позади. Земля мягко спружинила, спрыгнул я с пьедестала, на котором оно стояло. В нос ударил запах хвои.
С ёлки соскочила белочка, что пробежалась по мне и заползла в карман, выхватив оттуда орешек, и убежала в свою берлогу. С неба спланировала Жужа, что поселилась здесь. В клетке ей было неуютно.
— Как ты моя хорошая? — Погладил я её оперение, пустив ворох золотых искр. Нежно щипнув меня за ушко, она ухнула и улетела по своим делам.
В руках я нёс корзину, полную яств. Радогост не требовал от меня кровавых жертв. Только покушать, положил я её под древом — идолом, поклонившись в пояс и погладив тёплую кору. Рядом стояли ещё корзинки. С сыром, хлебом и молоком. Община волхвов, которых пригласила бабушка, быстро нашла это место, а так как они не несли зла, то смогли пройти. Вот почему они мне кланяются при встрече. Чувствуют, кто я есть. Почитают и хотят служить.
Хорошо в школу уезжаю, а то они уже достали. Выхожу за пределы поместья, как они тут, как тут. Стерегут, охраняют. Скоро пылинки сдувать будут, потопал я по тропинке вглубь леса.
Бука — довольно таинственное существо, что скрывается во мраке ночи и лесной глухомани. Моя бы воля и я его не трогал, но здесь рядом люди живут, так что выхода нет. Придётся изгнать, а не то слухи о чертовщине разнесутся по округе и сюда заявятся или ведьмаки или инквизиция.
— Ну и где ты? — Шел я уже час, перепачкавшись в чернике, которую лопал гроздями. Вкусно.
Впереди был небольшой холм, с отверстием в нём. Брошенное логово медведя, как я знал. Похоже, там и засел этот страх, коим пугают детей. И был прав.
Видя, что я не собираюсь лезть внутрь, он сам вылез. Черное облако, что вылетев из берлоги, приняло облик раздутого, мохнатого чучела с зубастой пастью и большими глазами, что грозно шипело, пытаясь меня запугать, растопырив четырёхпалые лапы. Будь мне пять, может у него и получилось бы, а так... Рука поднялась в изгоняющем жесте и остановилась.
— А почему бы не попробовать? — Изменил я свои намерения, пустив в него цепочку рун в пятьдесят штук. Привязка к хозяину. Ко мне.
— Уииииииии! — Заверещал он, стоило заклятию попасть. Эх, как его закорёжило! Скрутило в чёрный шар, не больше теннисного и подтянуло ко мне. Будет теперь поместье охранять, подхватил я невесомый шарик, подкинув в руке, и убрал в карман. Пора возвращаться. Все дела на сегодня сделаны.
***
— Я прощён? — Спустился я на ужин, несмело выглянув из-за угла.
— Садись, — проворчала ба, всё ещё не отойдя.
— Прости меня ба. Не мог я по-другому, — оторвал я четвертушку хлеба от каравая и полил котлету с пюрешкой томатным соусом.
— Если они узнают, что это мы... — Уселась она напротив, наблюдая, как я ем. — То знаешь что?
— По сусалам им надаём? — Улыбнулся я, подмигнув, с аппетитом наворачивая картошечку. — Мням, мням. — Чавкал я. Пальчики оближешь.
— Ох, и дурачок ты, — покачала она головой с укоризной. — Когда уже серьёзным станешь?
— Ты сама говорила — бери от жизни всё, пока молодой! Гуляй, балагурь и веселись! Помнишь?
— Помню. — Грустно улыбнулась она, постарев без улыбки на лице, ещё лет на сто. Я отодвинул тарелку, встал и подошел к ней, обняв.
— Если придут, то наши упыри их на куски растаскают. Спущу с поводка, — больше не улыбался я, а был предельно серьёзен. — Всех упырей спущу! — Особенно я выделил слово «всех», прямым текстом намекая на нашу
