Эраст Маслов
Под светом двух солнц
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
В этот небольшой старинный город я попал в роли участника археологической экспедиции. Здесь мне предстояло прожить несколько месяцев, надо было искать квартиру.
Река разделяла город на две части. Мне посоветовали пойти в тихое, словно дачный поселок, Заречье.
Еще подходя к мосту через реку, я обратил внимание на стоящую неподалеку, среди фруктовых деревьев, вышку обычного ветряка. Занятый своими мыслями, я скачала даже не сообразил, чем она привлекла мой взгляд. Наконец я понял, в чем дело: на вышке не было крыльев, их место заменяла... антенна телевизора. Когда это дошло до моего сознания, я остановился в изумлении. До Киева было несколько сот километров, еще больше было до других крупных городов. Зачем же здесь антенна телевизора? «Возможно, — подумал я, — что в этом городе, как и во многих городах Союза, есть энтузиасты-радиолюбители, соорудившие с помощью ДОСААФа небольшой телецентр для опытных передач». Однако нигде не было видно мачты передающей станции, да и антенна была какого-то сложного устройства, приспособленная, видимо, для дальнего приема. Невольно я вспомнил о моем друге детства Володе Гореве.
Владимира Сергеевича Горева я знал еще в те времена, когда его звали Вовкой; я сидел с ним за одной партой в 5-м классе одной из московских школ. Тогда, высунув язык и пыхтя, он десятки раз переделывал детекторный радиоприемник, пытаясь «поймать» Минск. Страсть к радио со временем не остывала (разгораться дальше было некуда), усложнялись схемы самодельных радиоприемников, и последовавшее вслед за тем увлечение коротковолновыми передатчиками вдруг переключилось на совершенно новое тогда телевидение.
Из рассказов, поступивших на конкурс
Вместе мы оказались в одной пехотной части 22 июня 1941 года, записавшись туда добровольцами, со школьными аттестатами в карманах. Но, как специалиста по радио, Володю направили на курсы радистов. Солдатские пути извилисты: мы потеряли друг друга.
Подошла демобилизация.
На старом месте в Москве Володи я не нашел. Не было и дома, в котором он жил со своей матерью: в дом угодила вражеская бомба.
Так, охваченный неожиданно воспоминаниями о своем старом друге, я шел улицами Заречья, приближаясь к вышке. Она стояла в саду у маленького домика, огороженного плетнем. На крыше сарая ворковали голуби, людей не было видно. От вышки, стоящей почти вплотную к домику, в окно был протянут толстый провод. Какие-то тонкие тросики уходили от вышки прямо в стену.
Да, это, несомненно, была приемная антенна телевизора, причем антенна, способная вращаться и менять направление приема. Тросики, протянутые сквозь стену домика, явно служили для ее поворота. Я так заинтересовался этим оригинальным сооружением, что после недолгого колебания постучал в калитку. Дверь домика открылась. На крыльце стояла Анна Федоровна, мать Володи Горева.
— Боже мой, да это Геня, то-есть Геннадий!.. — Она замялась, вспоминая мое отчество.
— Нет, нет, Анна Федоровна, без то-есть! — вскричал я. — Это именно Геня, и никто другой!
Владимир Сергеевич был жив, здоров, работал здесь на радиоузле. Сейчас он успешно заканчивал радиофикацию района.
Вскоре пришел и он сам. Тут же он потребовал, чтобы я поселился у них. На другой день с помощью Горева я перенес из гостиницы свои вещи.
В доме было три комнаты. Самая просторная была кабинетом и мастерской Горева.
В ней одну стену занимал верстак с тисками и легкий токарный станок с электромотором. Боком к окну стоял чертежный стол, рядом какой-то шкаф специального назначения с радиолампами и переключателями. Полка, подвешенная к стеке, была уставлена шкатулками и коробками: видимо, приборами. Рядом стоял столик на колесиках, обтянутых резиной, на котором блистал лаком, стеклом и никелем телевизионный радиоприемник. Как и любая Володина модель, телевизор и столик могли по отделке служить украшением хорошей комнаты.
В первый же вечер я не мог не вспомнить о давней мечте друга — телевизоре. Владимиру Сергеевичу пришлось рассказать о своих работах.
— Пределом дальности действия современных телепередатчиков, — говорил он, — является расстояние прямой видимости, то-есть линия горизонта. Ведь ультракороткие радиоволны, применяемые для телевизионных передач, распространяются лишь по прямой, не огибая кривую поверхности земного шара, как длинные волны, и не отражаясь от ионосферы, как короткие радиоволны. Таким образом, это расстояние можно увеличить, лишь увеличив высоту мачт, несущих передающую или приемную антенну.
Счастливцы москвичи, ленинградцы! Не выходя из квартир, они могут видеть на экранах телевизоров цветные передачи. Сорок-пятьдесят километров — гарантированное расстояние для приема телевизионных передач...
— Послушай, — перебил я. — Мне известно, что был сделан опыт посылки радиосигнала даже на Луну.
— Правильно, — согласился Володя. — Это была как раз волна ультракоротковолнового диапазона. Такая волна, соответственно усиленная, могла достичь и Марса. Я работаю над увеличением дальности приема передач ультракоротких радиоволн. Интерес к этому делу побудил меня оставить Москву и поселиться здесь, где нет таких помех, нет телевизионных передач и где я или не увижу ничего, или приму на экран и Москву, и Киев, и Ленинград.
— И Варшаву, и Прагу, и Париж, не так ли? — закончил я.
— Будем пытаться, — скромно сказал Владимир Сергеевич. — Но пока хвалиться нечем.
Чувствительность телевизора Владимира Сергеевича во много раз превышала чувствительность обычного. Кроме высокой антенны, в его схему были включены особой системы фильтры, позволяющие резко уменьшать помехи и хорошо отстраиваться от волн, кроме той, на которую был настроен приемник. Многокаскадные усилители, помещенные в отдельном шкафу, о котором я уже упоминал, могли усилить принимаемые сигналы во много миллионов раз без малейшего искажения. Эти сигналы и управляли движением потока электронов, составляющего электронный луч. И этот луч, как карандаш, рисовал цветное изображение на экране.
Телевизор Владимира Сергеевича настраивался на любую волну первого десятка метров, а любое число строк цветного или черно-белого изображения, от 405 до 1200, автоматически преобразовывалось специальным прибором на 625 строк. В числе строк большем, чем 1 200, не было необходимости. Уже при 1 050 строках изображение разбивается почти на полтора миллиона элементов, а сетчатка глаза человека в состоянии различать изображение, составленное не более чем из двух миллионов элементов. Следовательно, дальнейшее увеличение числа элементов не увеличило бы заметно четкости изображения.
Телевизор был установлен на столике с колесиками, так как случалось, что перемещение его в другое
