Ну да не в том дело. У меня ведь никаких документов нет, кроме седины в бороде, которая не позволит сильно исказить возраст. В остальном же я – личность абсолютно неопределенная. А уж засвидетельствовать получение мною какого-либо образования вообще немыслимо. Тем не менее говорить об этом напрямую не стоит. Я вообще не представляю, как в эту эпоху удостоверяли личность или гражданское состояние. Короче – застали меня врасплох. И как выкрутиться?
– Знаете, э-э?..
– Илья Николаевич. – Отлично, имя, как у отца Ленина. Не спутаю.
– Очень приятно, Илья Николаевич. Так вот, сам я, как вы понимаете, учился давно, а с тех пор в программе преподавания могли произойти изменения…
– Не извольте беспокоиться, – мой собеседник достает из портфеля папку и подает мне. – Тут полный перечень требований.
Сразил. Ничего не скажешь. Никак не ожидал подобного напора.
Разумеется, я сразу и пролистал эти преимущественно рукописные страницы, продираясь через яти. Да ничего страшного, эту элементарщину я помню отлично, потому что практически всем пользовался на работе. Я ведь инженер в области приборостроения, причем занят был разработками. Считай – хлеб мой насущный. Математика это не физика, где неосторожным словом можно учинить революцию.
– Что же, Илья Николаевич. Ничего сложного в этом нет, – сказал, и молчу. Не хочу делать ход. Нарочно строю разговор так, чтобы мне предлагали, а я выбирал.
– В таком случае вот расписание уроков и вспоможествование. Завтра утром Варенька покажет вам, куда идти.
Деньги не в конверте. Прямо бумажками лежат на столе и… а-а… А нечего щелкать клювом. Собеседник-то мой уже тю-тю. Это, выходит, взял он меня за… не дал времени отказаться. Странное, однако, время. И люди в нем странные. Не такие, как у нас.
Смотрю на Макара.
– Так, дядя Петя! Замучился уже господин директор учителя на это место искать. А Варьке он доверяет. Она – не то, что Игореха-оболтус.
Хозяева, и старший и младшие, уже давно меня зовут дядей Петей. С позавчера еще. А мне не жалко. Только вот что делать? К новому повороту судьбы я совершенно не готов. Так и стою в нерешительности.
– К Ефиму ступайте. Вправо по улице пятый дом. Он к утру сошьет мундир-то. – Макар говорит убежденно, ни в малейшей степени не сомневаясь в том, что мне следует немедленно принять предложение и приступить к преподаванию. – Только не съезжайте от нас. Хорошо? А в трактире я управлюсь, мне все равно придется половых нанимать на вторую половину дня. И без отдельного повара уже никак не управиться.
А сам довольнехонек. Эх, знала бы молодежь, как легко читаются на юных лицах все их мысли!
* * *Ефим – портной, живущий по соседству, пока снимал мерки, выложил мне про приютившее меня семейство всю подноготную. Он дружен был с родителями молодых людей и все сокрушался, что погибли они о прошлом лете. А вот отчего – не помянул. Да я и не спрашивал. Если человека не перебивать вопросами, он больше выложит.
Так вот. Столяром был отец семейства, и мастерская его на всю округу считалась первейшей. Большую деньгу зарабатывал и старшего сына успел и в гимназии выучить, и в Санкт-Петербург на учебу послать. Да вот прибрал их господь с супругою, и пришлось Макару ворочаться домой, чтобы поднимать на ноги брата и сестру. Двойняшки они. Подмастерья после смерти хозяина всяк сам свое дело открыли, потому что дело это разумели куда как лучше наследников. Однако проведывают и помогают, чем могут.
Денег в наследство оставалось не особенно много, вот и затеял старший из сынов трактир, да только не ладилось у него, пока не пришел человек да удачу не принес. А посему не извольте беспокоиться, к утру к семи часам мундирчик будет в лучшем виде. И всегда заходите, вам тут рады.
Это я нарочно вкратце пересказываю, чтобы не особенно утомить дословным изложением цветистой и прочувствованной речи.
Остаток дня я провел в городской библиотеке. Готовился к занятиям, освежая в памяти формулировки и цепи рассуждений. А что вы думали? Просто так пришел и научил? Нет, каждый урок – это маленький спектакль. Опытные педагоги свою роль заучивают годами, а я отродясь к доске не выходил ни за чем, кроме как отвечать урок. Да и давно это было.
Правда, вечером, нарядившись в костюм полового, поучаствовал и в приеме посетителей. Свободных мест в зале в этот раз совсем не было. Повезло мне, что мое прибытие совпало с моментом, когда клиентура сюда потянулась. Суеверный народ нынче – хозяева связали появление странного путника (меня) с приходом удачи в их заведение. Ну да не я им судья.
Глава 3
Сила зависит от позы
Преподаватели оказались людьми разными и с виду доброжелательными. Правда, длинные подолы женских платьев опять вызвали во мне глухое разочарование – глаз невольно «достраивал» сокрытое, и это отвлекало больше, чем привычный вид ножек и, хм, того, что обычно обтягивается брюками. Почему в мужской гимназии преподают женщины? Так нет их там среди педагогов. Беда в том, что мне пришлось вести занятия в обоих по местным меркам самых элитных учебных заведениях – и в мужском, и в женском. Обучением девочек занимались преимущественно дамы.
Дети строго соблюдали правила ношения обязательной формы, но более – решительно ничего. Не соблюдали. То есть от современных нам малолетних сорванцов отличались непринципиально. Разве что отсутствовала показная дерзость. Войдя в класс, я поначалу искал глазами пучок розог на преподавательском столе, да только ни разу ничего подобного нигде не обнаружил. Думал, что подобное – следствие нерадения технического персонала гимназии. Впрочем, когда пришел случай применить физическое воздействие, я просто взял нахала за ухо и выбросил в коридор, наказав вернуться с родителями. Осерчал, понимаешь, забылся, ну и по-нашенски, по рабоче-крестьянски поступил.
Обидно, что потом пришлось устраивать головомойку его папеньке. Он в местной управе не последний человек, причем – заслуженно уважаемый. А тут ему пришлось извиняться за чадо свое великовозрастное, прогневавшее учителя дерзким ответом – шестнадцать лет сыну. Крепко мы поговорили тогда втроем. Самого-то гимназиста я вообще довел до слез, объясняя, сколь печальна участь неуча и разгильдяя в мире, где на протяжении одного поколения жизнь меняется до полной неузнаваемости, а науки правят ходом бытия… по воле Божией. Не знаю, достучался ли? Человека в таком возрасте одним разговором не переделаешь. Но внешне вроде получше стал себя парнишка вести. Не только на моих уроках.
Ну а больше до подобного не доходило. Так, дашь иной раз ласкового подзатыльника шалуну или замечтается кто вместо того, чтобы решать пропорцию. Основная проблема традиционной гимназии, на мой взгляд, ничем не отличается от проблемы любой школы – неравенство уровня развития и заинтересованности
