— Великий Эфру, и это мой будущий дом? — пробормотала Элоиза, сидевшая рядом с нами, и с самым что ни на есть величественным видом благосклонно расточающая улыбку горожанам. Следовало отдать ей должное, производить впечатление она умела, пока не открывала рот. — Как они все чудовищно одеваются, надеюсь, что придворный стиль будет все же получше.
Я пожала плечами, мне самой гораздо более интересны были типажи людей, чем то, во что они заворачивают свои тушки. Меня несколько огорчил тот факт, что будучи по тайранским меркам вполне себе приличного роста, здесь я видимо даже по сравнению с женщинами буду чувствовать себя коротышкой. Оставалось радоваться только тому, что война для алисканцев оставалась всегда сугубо мужским делом, так как алисканки в образе валькирий, я полагаю, могли быть не менее опасными, чем их мужчины.
Мы миновали толпу и подъехали к высоким воротам, за которыми высился внушительный мрачный замок.
— Надеюсь, с отоплением у них там все в порядке, — сказала Дезире. И впервые за сегодняшний день я с ней согласилась. Выглядел он как-то… сыровато.
Глава 2. Стихийник
Первый день, что я провела в Алискане, вспоминается очень смутно. Кажется, я тогда просто валилась с ног от усталости и головной боли, поэтому все события по торжественной встрече промелькнули как в тумане. Помню, как нас приветствовала дворцовая гвардия и как мы шагали по узким коридорам дворца, вспоминаю, как впервые увидела тронный зал, освещенный светом сотен ламп и свечей. И свою первую встречу с Императором Рейном Агатом, великим и ужасным. У него оказались холодные, жестокие глаза зверя, полные жизни и страсти, и я поняла, что изо всех своих сил буду избегать хотя бы малейшей возможности того, что его внимание обратиться на меня. Потом я наконец-то добралась до постели, а на следующее утро началась моя жизнь в Алискане.
Несколько дней после нашего прибытия были впустую потрачены на разные приемы и торжественные ужины, из которых я так и не вынесла никакой полезной информации ни о гармском экономическом и политическом влиянии, ни о том, какие возможно теперь сложатся дипломатические отношения между Тайрани и Алисканом. Ничего кроме дипломатически пустых разговоров и ничего не значащих слов. Мы были единственным тайранцами, принятыми ко дворцу, и были совершенно беспомощны в плену светских условностей. Возможно, виной тому был тот круг общения, в который меня поместили — такой же бессмысленный, раздражающий и обманчивый, как и все разговоры. Алисканские аристократки.
Так уж тут было принято — мужчины сами по себе, женщины сами по себе, практически отдельные, замкнутые мирки. С женщинами тут было не принято разговаривать о государственных делах или посвящать их в важные вопросы, да и излишней свободой они не страдали. Алисканка не могла находиться при дворе просто так, сама по себе — она обязательно должна была быть чьей-то женой или дочерью, и находилась полностью попечительстве и ответственности родственников или мужа. В Алискане вообще не было принято, чтобы женщины много знали и имели хоть какое-то образование, помимо самых примитивного обучения грамоте, этикету и музыке. Женская доля алисканок была проста — отчий дом, замужество, дети, смерть. Так что те, которых мужья взяли собой ко двору, можно было сказать были счастливицами. И все, к чему сводились мои разговоры с местными девицами это про вышивание, детишек, моду и садоводство. Возможно, придворные дамы Алискана видели мое подсознательное презрение к ним, поэтому тоже сторонились меня, не в пуская в своей тесный мирок. Да и в мужской клуб мне путь был заказан, как неблагонадежной иностранке со странными, дикими взглядами на жизнь.
И поэтому меня мучил вопрос: какого демона Канцлер решил, что я могу что либо узнать, если знал о сложившихся здесь традициях?
В особый приступ жалости к себе, я не выдержала и пошла плакаться к Анхельму. К настоящему Анхельму, а к его Альтер-эго Дезире, поэтому магическую защиту от прослушки я поставила серьезную, прежде чем расслабиться и начать ныть о том, как сложно мне работать в таких условиях. Несколько минут Анхельм сочувственно меня слушал, а потом скорчил такую рожу, что я сразу поняла — действительно, чего это я, как маленькая девочка, бегу сразу к взрослому дяде плакаться. Видимо он прочел в моем взгляде смущение, поэтому смог удержаться от улыбки.
— Ладно, будем считать это твоим официальным докладом мне, а не жалоба на несправедливость вселенной.
— Ох, Анхельм, я действительно не понимаю, как работать в таких условиях — я же в информационной пустыне. И к тому же я вообще не уверена что эти курицы хоть что-то знают о политике, — я раздраженно махнула рукой.
— Иногда мне кажется, что я гораздо более женщина, чем ты, — усмехнулся Анхельм. — Эти "курицы", как ты их назвала, могут казаться, да и быть дурами, вот только секретов у них хватает. Они не столь ограничены, как тебе это кажется — стоит лишь познакомиться с ними поближе, и можно словить достаточно важных зацепок. За разговорами об их мужьях можно узнать очень много интересного — кто над чем работает, какие у них слабости, и какие альянсы заключаются…
— Я просто не хочу влезать во всю эту паутину, — я скривила лицо. — Этого мне и в Истике хватало, но там меня по крайней мере никто не заставлял болтать с придворными пустышками, и не косился на меня как на сумасбродку, если мне хотелось пообщаться с мужчинами.
— Как будто бы таких в истикском дворце много было, — Анхельм уже откровенно хихикал, в своей несносной, женской манере. — Наши светские львы только и могли говорить, что о лисьей охоте, да о новом парфюме.
— А эти вообще со мной говорить не хотят, — я с досадой плюхнулась в кресло. — У тебя выпить есть?
— Только ликер, чтобы из образа не выпадать.
— Гони, — я махнула рукой, и подождав, пока он мне его налил, выпила махом, как самогон. А ведь вкусно…
— Злая ты в последнее время, раздражительная. Правду говорят, нельзя женщинам долго без мужского внимания.
Я зашипела, но тут же успокоилась. Понятное дело, Анхельм меня дразнил, чтобы я спустила пар, но в чем-то он был прав — иррациональное раздражение и злоба мне мало могла помочь. Тем более что злилась я не только из-за алисканского двора. Меня угнетала мысль, что вернувшись домой, я, возможно, вместо того, чтобы освободиться, окажусь в еще одной ловушке. Брак, обязанности
