«…Уже воспрянул дух свободы
Против насильственных властей;
Смотри — в волнении народы,
Смотри — в движеньи сонм царей!..»
— Скажите, Павел Иванович, — большие глаза снова были обращены к нему, и Пестель вдруг снова почувствовал себя уязвимым. — Только честно скажите… Какие у вас шансы осуществить то, что вы задумали, и остаться в живых?
— Практически никаких, — сухо ответил Пестель, ни на секунду не отводя взгляда от побледневшего лица девушки. — Почему Вы интересуетесь?
Она едва заметно пожала плечами.
— Я просто хочу понять, что движет такими людьми, как вы. Если бы…
Окончание ее фразы потонуло в рукоплескании офицеров. Рылеев закончил читать и, разгоряченный, взъерошенный, ушел с центра, слившись с толпой. Мгновение — и он оказался рядом с ними.
— Павел! Несказанно рад видеть тебя! — тут он заметил притихшую девушку и, словно только теперь до конца избавившись от опьяняющих революционных мыслей, спохватился: — Разреши мне представить тебе мою дальнюю родственницу, Викторию.
Виктория присела в легком реверансе. Пытливые глаза смотрели исключительно на Кондратия, словно девушка утратила интерес к бывшему собеседнику и решила избегать его во что бы то ни стало.
— Рад знакомству, — из приличия ответил Пестель и, почти не пытаясь скрыть иронии, добавил: — Твоя родственница, Кондратий, совершенно очаровательна! Я давно не бывал в обществе столь милой дамы.
Кондратий улыбнулся, не разобрав в словах друга скрытого подтекста. Взглянув на часы и будто вспомнив что-то, извинился и исчез за дверью. Едва он ушел, Виктория посмотрела прямо на Пестеля и, улыбнувшись, предложила:
— Может, останетесь на чай?
Пестель вежливо улыбнулся в ответ. Конечно, он не собирался задерживаться здесь ни минуты дольше.
— Отчего не остаться, — сказал он противоположное тому, что собирался сказать.
========== -2- ==========
В жарко натопленной гостиной не смолкали оживленные разговоры. Взбудораженный и сжигаемый жаждой деятельности, Рылеев все говорил и никак не мог остановиться. Он то тихо порицал себя за свои грешные мысли, то вдруг забывал об этом и с горящим взглядом выдавал хлесткую правду об укладе ненышней России. Взгляд его горел тем же огнём решимости, и именно такого Кондратия Рылеева Пестель любил больше всего. Поэт говорил, Пестель слушал его пламенные речи и невольно проникался тем же жаром. Сидящая рядом с мужем Наталья Михайловна молча стискивала пальцами фарфоровую чашку.
— Довольно, Кондраша, — мягко остановила она мужа, когда тот неосторожно затронул в разговоре имя императора. — Пора Настеньку укладывать.
Рылеев словно очнулся. Недоуменно глядя перед собой, опустил чашку на блюдце. Фарфор звякнул печально и мелодично. Потом поднял взгляд на жену. Наталья Михайловна встала из-за стола и теперь складывала салфетку.
— Прости, душа моя, я, кажется, увлекся, — он поймал ее тонкие пальцы и на мгновение прижал к губам. На лице женщины промелькнула улыбка. Она не могла долго сердиться на мужа.
Пестель смотрел на то, как нежно и трепетно относится Кондратий к супруге и не мог понять, как он, имея семью, рискнул пойти на такое дело. Ведь в случае его смерти и его жена, и его маленькая дочка останутся без малейшего шанса на существование. Рылеев осознавал угрозу и все же решился на отчаянный шаг. Конечно, он мог бросить начатое в любой момент. Но Пестель вспоминал тот пылающий огонь на дне темных глаз и понимал — не бросит. Погибнет, душу свою погубит, но от задуманного не отступится!
Наталья Михайловна вышла из гостиной и мягко притворила за собой дверь. За столом остались сидеть трое. Неловкое молчание, повисшее между ними, нарушало лишь редкое звяканье посуды, доносящееся из кухни — служанка вытирала бокалы.
Пора было уходить. Пестель тихо отодвинул от себя свой прибор и поднялся из-за стола. Рылеев встал вслед за ним.
— Стало быть, уже уходишь? — спросил он, зачем-то поправляя манжеты на рукавах.
— Пора, — коротко ответил Пестель, боковым зрением замечая на себе пристальный взгляд Виктории.
— Когда отбываешь из Петербурга? — оглянувшись на дверь и понизив голос, спросил Рылеев.
Пестель поправил сюртук и пробежал взглядом от окна до стоявшей на краю стола хрустальной сахарницы.
— До февраля еще пробуду.
Они обменялись рукопожатиями. Виктория встала из-за стола и по своей привычке переплела пальцы.
— Была рада знакомству, господин Пестель.
На её лице — вполне искренняя милая улыбка. Если не вспоминать об истинных обстоятельствах их знакомства, можно подумать, что на уме у этой девушки нет ничего, кроме рукоделия и прочих чисто женских занятий.
Попрощавшись и поблагодарив за чай, Пестель вышел из гостиной. Он был уже в плаще и собирался покинуть гостеприимную квартиру Рылеева, когда Виктория сняла с вешалки свою шубку и с обезоруживающей улыбкой спросила:
— Вы не проводите меня до почты?
Они вышли из подъезда вместе. Уже заметно стемнело. Глядя на фонарь, можно было заметить падающий мелкий снег. Виктория шла рядом, едва поспевая за широким шагом Пестеля, и путалась в длинной юбке. Задумавшись о своем, Пестель почти забыл о спутнице. О ее присутствии он вспомнил, когда проезжавший мимо экипаж круто занесло на льду — девушка отшатнулась и, оступившись на снегу, задела спутника плечом. Машинально Пестель подхватил ее под локоть, помогая удержаться на ногах.
— Бога ради, извините! — крикнул прямо из окна экипажа мужчина в летах и, не дождавшись ответа и даже не удостоверившись в том, что с девушкой все в порядке, поспешил покинуть место происшествия.
— Даже выйти не соизволил, — хмуро обронил Пестель, глядя вслед уезжающему экипажу. — Все в порядке? — спросил он уже у своей спутницы, окидывая ее быстрым взглядом.
Виктория молча кивнула. Она не смотрела ему в глаза, старательно пряча взгляд. Ее лицо было мокрым от растаявшего снега. Девушка плотнее укуталась в тонкую шубку и спрятала нос в воротник. Скосив глаза на Пестеля, возобновила свой путь, оставляя за собой узкие и непривычно маленькие следы.
Он нагнал ее у поворота улицы.
— Не понимаю, зачем Вам был нужен провожатый, — хмыкнул он, глядя на Викторию сверху вниз с внимательным прищуром.
— В Петербурге одной ходить страшно, — со всей серьезностью ответила спутница, все так же не поднимая головы. Ей было тяжело идти по рыхлому снегу. Улицы надо бы чистить, сварливо отметил про себя Пестель, словно ставя в своей голове еще один минус в пункте «все для народа».
— Вам надо быть осторожнее, — неожиданно нравоучительно заявил Пестель, стараясь шагать не слишком широко. — Идти по темной улице с мужчиной, которого едва знаете, так же опасно, как идти по этой улице в одиночку.
Виктория высвободила нижнюю часть лица из-под воротника и перевела дыхание. Из ее рта вырвалось облачко пара.
— Почему вы так мне доверяете? — с искренним
