— Согревайтесь, Рада, — сказала хозяйка, одарив меня ещё одной улыбкой.
Поблагодарив за предложение, я сделала первый глоток и прикрыла глаза от удовольствия. Горячая жидкость согревала изнутри. Я не заметила, как глоток за глотком опустошила чашку наполовину.
Внезапно повеяло теплом. Я открыла глаза: хозяйка, в очередной раз проявив заботу, разжигала камин. Закончив с этим делом, она присоединилась ко мне.
Елизавета Петровна пила чай, держа чашку и блюдце так непринуждённо и элегантно, что мне сделалось не по себе. В попытке скрыть неловкость, вызванную молчанием и проявлением столь непривычного в наши дни аристократизма, я стала оглядываться по сторонам.
Видно было не много, но по обстановке стало понятно: я всё-таки попала туда, куда планировала, распивая утренний кофе. Губы расползлись в улыбке, смущение отступило. Я взглянула на Елизавету Петровну. Она тоже улыбалась.
— Это ведь антикварная лавка? — спросила я.
— Да, верно. Мы называемся «Бродячий Пёс», — женщина подтвердила догадку и поставила свою пару на поднос. — Давайте-ка я подолью вам чаю!
Я кивнула и потянулась за добавкой, которая не заставила себя ждать.
— Скажите, пожалуйста, у вас есть открытки? Дореволюционные?
— Конечно! Я сейчас принесу альбом, — ответила Елизавета Петровна, вставая.
Подол её платья зашелестел. Мне почудилось что-то загадочное в этом звуке. Эффект усиливал тот факт, что выйдя из пятна света, женщина буквально растворилась в сумраке комнаты.
Я совсем разомлела от тепла и позволила себе откинуться на спинку кресла. Прикрыв глаза, наглаживала кончиками пальцев тёплую, гладкую кожу подлокотников. В тот момент казалось, что не может быть ничего приятнее!
— Здравствуйте. Где Елизавета Петровна?
Тихий бархатный баритон вырвал меня из состояния тактильного экстаза. Я резко вскинула голову и увидела перед собой высокого мужчину, одетого, скажем так, на три четверти. На нём были классические тёмные брюки с остро отглаженными стрелками и белая майка, из тех, что воспитанные мальчики носят под сорочками. Её даже заправили за пояс, но торс, который она обтягивала, мог принадлежать, скорее, очень плохому мальчику.
Особую пикантность ситуации придавало опять-таки освещение. Тело незнакомца вплоть до шеи освещал торшер, а лицо скрывала темнота.
Так бывает, когда на границе света и тьмы человеческий глаз даёт слабину, и эти противоположности воспринимаются ярче, чем есть на самом деле. Вот и я не могла разглядеть черты незнакомца. Незаконченность образа раздражала и разжигала интерес одновременно.
— З-здравствуйте, — это всё, что я смогла произнести.
Звонкий цокающий звук, раздавшийся из-за спины мужчины, заставил меня облокотиться на левый подлокотник, чтобы рассмотреть источник. Через мгновение всякие ухищрения утратили ценность: передо мной возникла лохматая морда с вываленным наружу длинным, алым языком.
Размеры собаки впечатляли! Она умудрилась протиснуться между широко расставленных ног хозяина, едва не задев холкой самое ценное. Надо отметить, ноги у незнакомца были впечатляющей длины!
Животина не ведала о том суеверном ужасе, в который повергал её вид. Она просто села напротив, отгородив мужчину от меня, или меня от него.
Мои глаза оказались на одном уровне с глазами псины, но я не решилась заглянуть в них, опасаясь вызвать агрессию. Меня вполне устраивало то, как собака вела себя сейчас. Она шумно дышала, периодически закрывала пасть, сглатывала и снова демонстрировала язык. В какой-то момент животное, захлопнув пасть, потянулось ко мне и стало судорожно втягивать воздух, принюхиваясь.
Непонятно почему я не испытывала ни капли страха! Качнувшись вперед, я тоже сделала вдох. Собака удивилась моему порыву, мотнула серой башкой и отошла к камину, вольготно вытянувшись подле него.
Тишина, повисшая после моего скомканного приветствия, рассыпалась с приходом Елизаветы Петровны.
— Дорогой, у нас гости! — радостно произнесла она. — Знакомься, это Рада. А это Герман, мой племянник.
— Добрый вечер, — послушно откликнулся Герман, сохранив прежний прохладный тон.
Он протянул руку и чуть склонился, полностью представ передо мной. Таких представителей мужского пола я видела только на картинках и в кино! Чёрная повязка закрывала правый глаз мужчины, из-под неё тянулся тонкий белёсый шрам, который заканчивался на правом желваке. Тёмные волосы были собраны сзади, и только несколько прядей падали на лицо, чуть скрывая правую его сторону от нездорового любопытства окружающих.
Я подала руку, и её несильно сжали. Мужская ладонь оказалась широкой, тёплой и шершавой.
— Рада коллекционирует открытки, — зачем-то уведомила племянника тётка. — Садись, выпей с нами чаю, — в голосе хозяйки антикварной лавки послышалась настойчивость, исключающая отказ.
Елизавета Петровна передала мне довольно приличный по толщине альбом и снова исчезла. Её родственник тоже куда-то испарился.
Я повернула голову к камину. Ну, хоть лохматое чудище здесь! Это мысль почему-то воодушевила меня, и я открыла альбом.
Почтовые карточки были датированы разными годами, но все они находились в отличном состоянии. Листая страницы, я не переставала удивляться разнообразию тем, и настолько увлеклась, что оторвалась от альбома, когда звякнула ложка.
Герман сидел рядом, заняв свободный стул. Не обращая на меня внимания, он пил свой чай. В его облике произошло незначительное изменение: поверх майки мужчина надел сорочку нежно-лавандового цвета.
Елизавета Петровна тоже сидела на своём месте и прятала за чашкой улыбку. Её взгляд перебегал от меня к племяннику и обратно.
— Вы что-то выбрали? — поинтересовалась она, нарушая молчание.
— Всё очень красивое, но определиться сложно. Мне нужна только одна открытка, чтобы завершить альбом и, честно признаться, я в них абсолютно ничего не понимаю!
— Приносите свою коллекцию сюда, и мы обязательно что-то подберём для вас, — не раздумывая, ответила Елизавета Петровна.
Тут на меня внезапно обрушилась мысль: сколько сейчас времени? Впрочем, часы я искать не стала, и без того было понятно, что я засиделась!
Поднявшись, поблагодарила хозяйку за тёплый приём и огляделась, вспоминая, куда она убрала парку. Взгляд почти мгновенно наткнулся на Германа. Он стоял у вешалки и держал мою куртку в руках.
Когда я волнуюсь, начинаю суетиться, но никто не смог бы меня упрекнуть в тех чувствах, что я испытала, приблизившись к Герману! Какая бы женщина, будь она на моём месте, не заволновалась, оказавшись в шаге от этакого красавца-пирата выше её на целую голову, идеально одетого и идеально вписывающегося в её образ идеального мужчины?..
Поняв, что окончательно запуталась не только в чувствах, в мыслях, но и в словах внутреннего монолога, я подошла ещё ближе, протянула руки к своей парке и попыталась забрать её из рук Германа. Он явно не ожидал такого! Для начала его густые брови сошлись на переносице, а после того как я сильнее дернула куртку на себя, левая поползла вверх, демонстрируя недоумение. Оно же читалось и во взоре тёмно-карего глаза.
Внезапно уголок твёрдых губ дёрнулся. Герман сделал выводы из моего странного, на его взгляд, поведения. Со снисходительной усмешкой в голосе он произнёс:
— Я вам помогу.
Густо покраснев, я развернулась спиной к «джентльмену», и парка за считанные секунды заняла своё место на моих плечах, к слову, совсем сухая.
Я
