дома.
— Даже я? — спросил Кустым.
— Тебя придется взять через силу. Сам ты не нужен, но закорючка твоя в конкретный исторический момент необходима, — сказал Победа.
Чугунов обиделся всерьез на приказ сидеть дома.
— Ну и пожалуйста, — сказал он, — я вообще до вечера могу уехать в райком и даже не присутствовать на свадьбе, — но, увидев неподдельную радость на лице дочери, решил не ехать и присутствовать.
— Ты с нами не ходи, потому что мне стыдно, как девушке, — объяснила Победа — Вот хорошо им в Азии, накроются паранджой, и ни стыда, ни совести не надо. А в России в собачьем холоде ходишь и краснеешь направо-налево, и все на тебя таращатся.
А папа такой олух в конкретный исторический момент оказался, что поверил безоговорочно.
— Я вас тут буду нетерпеливо ждать, — смирился он, — за пиршественным столом, — но скоро одумался, посмотрев, как Победа ушла с Кустымом с понурой головой, позвонил в райком комсомола и приказал Червивину: бегом к загсу за оперативными сводками, — а сам размечтался, как выйдет на пенсию, как Кустым будет возвращаться по вечерам из горкома (обкома, ЦК) и вспоминать за ужином трудный партийный день, а Василий Панкратьевич — в халате, тапочках на босу ногу и с «Правдой», сложенной для битья мух, весь такой ленивый, домашний — будет поучать, объяснять, что сделано не так, что сказано не тому, а со временем — глядишь — и похвалит зятя однажды, и выпьют они по рюмке и по этому поводу…
— Ты, папа, очень плохо с Победой обошелся, — сказал Трофим, — и я тебя вслух осуждаю.
— Сопли вытри, — ответил Чугунов весь в грезах. — Только и можешь осуждать. Лучше б сделал что-нибудь по хозяйству…
…Когда Победа с друзьями вышла из дома, облака были похожи на яблоки, а Кустым прыгал, греясь на холоде и «дадакая».
— Вот тебе мой свадебный подарок с намеком, — сказала Победа и протянула жениху носовой платок.
Кустым захотел взять невесту и на руках нести в загс, но Чертиков дружески посоветовал ему не говорить «гоп», но хитрая Победа решила действовать лаской и таской, усыпляя бдительность жениха.
— Пусть потешится, — сказала она и сама прыгнула Тракторовичу на закорки.
— Оп! — крякнул Кустым и побежал впереди всех с добычей — так ему не терпелось.
Правда на полдороге он выдохся, выложился и устал. Победа объявила привал, плеснула стакан водки и велела Кустыму выпить для храбрости и бодрости. Но жених попался несговорчивый, поэтому Чертикову пришлось поить его, как больного ребенка — лекарством. Победа надеялась, что Кустыма уведут в милицию за распитие в публичном месте, и напрасно, только расстроилась, глядя, как многочисленные спасительные планы рассыпаются один за другим, а милиционерам никакого дела нет до уличного алкоголизма Кабаева.
— Еще хочешь водки? — спросила Победа на всякий случай. — По глазам вижу, что хочешь.
Кустым поскорей закрыл глаза и пошел вперед, спотыкаясь на каждом шагу и расталкивая встречных.
Перед дверьми загса они встретили Простофила с цветами, добытыми на кладбище, и Червивина с комсомольским значком.
— Ты зачем здесь? — спросила Победа Простофила.
— Букет подарить и выпить по случаю, — ответил отъявленный негодяй.
— А ты зачем здесь? — спросила Победа Червивина.
— Василий Панкратьевич велел прийди свидетелем со стороны жениха, — ответил сын эпохи.
— Ну оставайтесь, — решила Победа, — мне наплевать на вас, — потому что уже чувствовала свою победу.
Внутри загса, в полутрамвайной толчее, среди женихов и невест, их родственников и друзей, Победа приказала Кустыму, Простофилу и Червивину:
— Вот вы, трое, идите к гардеробщику и пейте с ним водку до посинения. Вот вам бутылки, стакан, нехитрая закуска, а расписаться в свидетельстве я Кустыму сюда вынесу.
— Моя с тобой пойдет, — заявил Кустым, как советское правительство. — Моя твоя не бросит, не отстанет.
— Твоя пойдет с Простофилом пить водку, — повторила Победа. — Когда распишешься, где прикажут, тогда и будешь женой помыкать. А пока я — начальник.
— Моя не пойдет к гардеробщику, — тоже повторил Кустым.
— Ты понимаешь, что это мой каприз, или тебе хоть кол на голове теши? — спросила Победа. — А ты чего ждешь? — спросила она Простофила. — Уводи их, если выпить хочешь.
Но Кустым вырвался из объятий Простофила и в третий раз сказал:
— Моя — твоя жених!
— Стоеросовый дурак — моя жених! — выругалась Победа и сказала всем: — Не путайтесь под ногами, идите к гардеробщику, а мы с Сени выясним, когда очередь нашей регистрации.
Но ничего выяснять Победа не стала, залезла в зал бракосочетаний без всякой очереди, наврала с три короба уже старой знакомой — заслуженному регистратору тетке Чудесниковой, — что у них самолет через час, а вот паспорта, куда штампы ставить, а жених такой стеснительный на этот раз попался, что сюда его только бесчувственным можно внести, именно этого сейчас и добивается свидетель в гардеробе, но вряд ли поспеет к свадебному путешествию, поэтому давайте листок, в котором жениху надо расписаться, чтобы соблюсти формальности, Победа сама сходит одна нога здесь — другая там…
— Но ведь я должна вам сказать несколько теплых слов, напутствовать определенным образом… — прервала Победу тетка Чудесникова.
— Я ему от вашего имени теплей вашего скажу утром, — прервала Победа регистратора.
— Но я за эти слова деньги получаю! — возразила Чудесникова.
— Хорошо! Собирайте бумажки, совершим обряд в гардеробе, — согласилась Победа. — Только не говорите моему жениху ни слова, он все равно по-русски не понимает. Просто ткните пальцем, где ему расписаться, и ручкой сделайте в воздухе вот такой знак.
— А кто он? — спросила Чудесникова.
— Какая разница, — объяснила Победа. — В любой нации есть люди, которые могут быть любой национальности.
Продравшись на голоса через ворох верхней одежды, они нашли веселую компанию, пьянствующую на полу.
— Кто тут жених? — спросила заслуженный регистратор, несмотря на замечание невесты и таинственные знаки, которые та подавала.
— Моя, — давясь водкой, ответил Кустым с перекошенной физиономией.
— Вы уверены? — спросила Чудесникова у трезвой Победы.
— Дайте ему поскорей закорючку поставить, — попросила невеста.
— Не подписывай! — сказал из угла сын эпохи.
— Я замуж хочу, — решила Победа — Живо подписывай!
— Не вздумай! — сказал сын эпохи.
— Никита, займись этим вечным придурком, — сказала Сени. — Что он людям свадьбу портит!
Чертиков оторвал комсомольский значок от пиджака Червивина забросил подальше со словами:
— Ищи! Ну! Ищи!
Но Червивин не шелохнулся и как будто не обиделся, не пожалел значка: у него их было много в запасе.
Тогда Чертиков достал из его внутреннего кармана партбилет и тоже забросил, напутствовав Червивина теми же словами.
Лишившись последнего защитника или, наоборот, врага (в голове жениха все смешалось), Кустым расписался во всех предложенных местах и жалобно попросил Победу:
