- Ну как, освоился на новом месте? - поинтересовался Альберт Епифанович.
- Да вроде нормально - пожав плечами, ответил Павел.
- Вроде нормально! - передразнил Примас- Вашему брату все нормально. Выросло, блин, племя молодое. Все по хрену! Главное, чтоб бабки платили, и лучше в зеленых.
- А у вас Альберт Епифанович, что, принципы?- попытался съязвить Павел, но Примас пропустив мимо ушей его выпад.
- Деловые все, продвинутые! Собрали неудачников, амбициями по самую жопу накачали, а они и рады. Воспарили над электоратом, властители дум народных, имиджмейкеры, блин, хреновы...
- А вы ,Альберт Епифанович, увольтесь, если уж вам здесь так не нравится! - посоветовал Павел. В ответ на это Примас смерил собеседника долгим и, как показалось, искренне удивленным взглядом:
- Да вы тут все и правда придурки! Думаешь, отсюда так просто уходят?! Ты что, так до конца и не понял, куда вляпался!
Скорчив торжественно загадочную мину, Альберт Епифанович оглядел зал. Казалось, он видит сейчас нечто недоступное простому человеческому взгляду.
- Допился, чертей скоро гонять начнет! - поморщившись, подумал Павел. В это время мимо столика, покачивая затянутыми в джинсы бедрами, прошла операторша из команды телевизионщиков и монолог Примаса плавно перетек в другое русло. Выслушав ряд откровений о достоинствах противоположного пола, Павел поспешил расправиться с содержимым тарелки и распрощаться.
"Понтярщик ты, Альберт Епифанович, трепло пьяное ... не будет никто нас здесь насильно удерживать," - думал он, мысленно продолжая дискуссию. Но на душе все равно было как-то неуютно. В гостиничном крыле, несмотря на внешний лоск, витал неистребимый дух казенщины, и ему вдруг нестерпимо захотелось обратно домой. В соседнем номере шумно справляли новоселье. Сквозь гром музыки, чередуясь с пьяным мужским басом, прорывался женский смех. Когда Павел открывал свою дверь, за стеной громко хлопнула пробка и одна из дам взвизгнула, видимо спасая наряд от струи шампанского.
"Веселятся!" - с завистью подумал Павел и почувствовал себя совершенно одиноким и несчастным. Рука сама собой потянулась к мобильнику. Номер, который он набрал, давно был вычеркнут из записной книжки, но не из памяти. Услышав длинные гудки, он рухнул на аккуратно застеленную гостиничную койку и, затаив дыхание, ждал. И вот, на другом конце линии, неожиданно громко, прозвучал знакомый голос:
- Я вас слушаю, говорите!
Тут же Павел представил, как Светка стоит у телефонного столика перед зеркалом, машинально поправляя прическу.
" Еще с родителями живет. Значит, пока ничего не изменилось."
- Говорите, слушаю вас- прозвучало уже тише и Павел вдруг испугался , что Светка сейчас поймет кто звонил. Нажав отбой, он еще долго лежал с зажатым в руке телефоном. Слушая, как за стеной продолжается праздник, думал: - что так и остался мальчишкой, которому хочется, чтобы его приласкали и пожалели. Что это, наверное, стыдно, но он не может ничего с собой поделать.
Следующее утро выдалось солнечным и морозным. Проснувшись, Павел почувствовал неожиданный прилив бодрости. В девять ноль-ноль гладко выбритый и благоухающий дорогим одеколоном, он уже знакомился с целой командой помощников и помощниц. Эти молодые верхнегрязевцы были хорошо вышколены и походили на улыбчивую команду продавцов из Мак-Дональдса. В обязанности их входило распространение анкет и опросных листков. Получив сбивчивые инструкции нового начальника и толстые еще пахнущие типографской краской пачки, они разошлись по городу. Проводив новых помощников, а Павел спустился в бар, где чашка крепкого кофе окончательно прогнала остатки вчерашней меланхолии.
Через пару дней появились первые результаты опросов, и Павел вдруг ощутил вкус к работе. За сухими колонками цифр и изгибами компьютерных диаграмм угадывалось невспаханное электоратное поле. И эту целину предстояло обработать, засеять и собрать жатву любви народной. Пока вяло выраженные симпатии верхнегрязевцев привычно делись между коммунистами и главой действующей администрации Виктором Ивановичем Сапоговым. Этот в меру упитанный крепыш еще с советских времен подвизался на ниве городского хозяйства. Правда, несмотря на накопленный управленческий опыт, все его успехи ограничивались узкой сферой личного благополучия. Чем хуже шли дела в городе, тем более упитанным и солидным становился градоначальник. Злые языки судачили, что Витька Сапог завел себе особняк в элитном подмосковном поселке, где, втайне от супруги и избирателей, прогуливает уворованные из городской казны деньги. Тем не менее, чуть ли не половина верхнегрязевцев заявляла, что если придут на выборы, то голосовать будут за Сапогова. Приблизительно так обстояли дела и у коммунистов. Между их кандидатом и Сапоговым должна была развернуться основная борьба, наиболее же вероятным итогом выборов ожидалась банальная неявка избирателей.
Казалось, нет силы, способной заставить людей проявить хоть какую-то политическую активность, но компьютер упорно выдавал высокий индекс ожидания. Хитро построенные опросы вытаскивали то, в чем вернегрязевцы возможно и сами не отдавали себе отчета. Под унылым пепелищем всеобщего разочарования, не угасая, тлели угольки народной надежды. Здесь перемешалось все: и впитанные с материнским молоком сказки, ожидание былинного богатыря заступника, Царствия Небесного, коммунизма и неистребимая российская вера в халяву. Потенциал этих смутных, до конца не осознанных, народных чаяний был огромен. На него-то и сделала ставку команда "Нашего".
Атака на город началась тихо и незаметно. Холодными зимними ночами Верхнегрязевск видел цветные сны, а, просыпаясь, думал, как дотянуть до весны или хотя бы до получки. А тем временем в типографиях и студиях уже свершалась невидимая работа. Хорошо натасканная когорта работников пера и микрофона начала внедрять в умы горожан мысль о скорых переменах. Делалось все очень аккуратно и ненавязчиво. Людей постепенно подталкивали к осознанию того, что " Так жить Нельзя" не уточняя " Как жить Надо". Через некоторое время идея перемен уже витала в воздухе. Словно редкие лучи на хмуром зимнем небе пробивались огоньки нарождающейся веры в лучшее будущее. Постепенно ожидания, как бы сами собой, переключились на предстоящие выборы и на некую третью силу, которая должна прийти к власти. И, наконец, когда на городских заборах появились скромные голубые плакаты "Наш Кандидат", народная вера неожиданно получила объект поклонения.
Облик новоявленного кумира пока не обрел конкретных очертаний, но именно в этом и таилась притягательная сила. На плакатах не было ни фотографии, ни каких-либо намеков на прежние заслуги, звание и даже пол кандидата, просто небесно голубой фон и бьющее прямо в сердце слово " Наш!". Все остальное предоставлялось фантазии. Каждый творил светлый образ в соответствии с собственными жизненными ценностями. Безусловно, в таком успехе
