– Не надейся, дуся, – сумрачно сказал Оззи. – Настырные ребята и налегке, а коровану здесь одна дорога. Могут догнать, а могут обогнать и впереди встретить. Гляди в оба.
Ну, Ванька и глядел.
Оззи рассказал по секрету, что Сила дознавалась у Чубаря, кому он эликсир обещал. Молчит, злодей. Но вроде бы он не с теми грабителями, а сам по себе. И что теперь с ним делать, неясно. Может, в дороге имперским дружинникам отдадут на честный суд.
Вчера в горячке Ванька сам бы его до смерти забил, а нынче противно. Больно много насмотрелся всякого.
Коровы неспешно шагали вперёд. Два или три голоса завели нудную песню на незнакомом языке – не иначе, викингскую. Песня эта удивительно подходила монотонности дороги, и Ванька задремал в седле, забыв и про стёртый зад, и про ноющий зуб.
Подступил вечер, потом ещё один: Ванька тупо сваливался с козла, что-то жевал, проваливался в сон, и во сне снова трясся на жёсткой козлиной спине. Погони не было, и её устали ждать, незаметно умер раненый викинг, и его тело тряслось на телеге рядом со связанным Чубарем. Одному Оззи известно, куда его везли.
Ванька выпал из отупляющей дрёмы только, когда серые развалины подступили к самой дороге.
Стало холодно, как в погребе, и солнце боялось заглянуть за мрачные стены в чёрных дырах. Над головой нависали гнутые прутья. Ванька из любопытства потрогал один – твёрдый, вроде железного. Представились полчища железных червей, что вгрызаются в стены, крошат камень, а когда дом рушится, разом дохнут, застывая эдакими закорюками.
Надо бы у Оззи спросить. После.
– Стой! – пронеслось над корованом.
Впереди протянулась чудная дорога: две узкие железины, а между ними гнилые доски, как будто великанскую лестницу наземь уложили. Или гать мостили, так ведь где найти такую широкую телегу, да с такими узкими колёсами, чтоб на железки взгромоздить.
А Оззи уже хлопочет:
– Колбасу надо, дуся. Колбасу ей.
Разложили на деревянных палках круг духовитой колбасы. Ванька глянул в одну сторону, теряется дорога в развалинах, в другую глянул – уходит прямо в небо. Чего ждут.
– И мертвяка давайте.
Уложили вдоль дороги и покойника.
А тут разбойники из чёрных проломов высыпали. И Оззи-то не учуял.
Были это, видать, другие разбойники – грязные, дикие, с дубьём. На всех едва ли два ножа нашлось бы, но дубиной по черепу – тоже не фунт урюка.
Тут уж не до пищалей. Ванька цеп схватил и пошёл махать, а сам орёт нипойми-что. Само орётся. И рядом тоже крик, и лязг, и кости хрустят.
– Вперёд! – это Сила кричит.
– Нельзя! – перекрывая всё, вопит Оззи. – Нельзя перед электричкой!
С той стороны дороги-лестницы спешили ещё грабители. Ванька как раз им наперерез бросился, потому и видел всё, пусть и одним глазом.
Свистнуло, загремело, и вылетел из развалин громадный призрачный змей о тыще ног, с тыщей квадратных глаз по бокам. Такой змей весь корован сожрёт и не подавится. Да ещё на три корована места останется. Мчится змей, а на хвосте огненный вихрь несёт.
Вот, значит, для кого дорога строена.
Огненной вспышкой на миг глаза замстило. Остались на дороге три тела – одни головешки. Кто из них бывший мертвяк, а кто бывший живой – не разберёшь. Оззи подскочил, палкой ткнул – в золу рассыпались. Только засмердело; в жизни бы Ваньке больше такое не нюхать.
– Пустила! Пустила!
Ну раз электричка пустила, от разбойников и подавно отобьёмся. Так и вышло.
Вечером Ванька опять к старику пристал: к чему такая электричка.
– О, дуся, это такая вещь! Вот гляди, империя-то большая? Большая. Из конца в конец вона сколько дней ехать. А ведь люди везде живут. Как, думаешь, они до Лапландии добрались или вон хоть до Уралу? А это электричка их в одном месте сожрёт, в другом выплюнет, так и целые города строились. Ну а после большого бабаха обозлилась и теперь жжёт.
Ванька даже правый глаз зажмурил, левый-то пока не открывался.
– Вот уж не дал бы себя жрать.
– Эх, дуся, кто ж их спрашивал…
* * *
Козёл трусил по дороге, изредка от избытка чувств поддавая задом. Позади было три дня передышки на большом постоялом дворе, когда корованщики спали на настоящих кроватях, ели жареное мясо, пили молодое вино, мылись и опять спали. Приходилось, конечно, по очереди пасти коров и козлов, а заодно охранять телеги, но и там было тихо.
У Ваньки почти сошёл синяк с лица, да и к обломку зуба он как-то притерпелся.
Впереди ждала переправа через Волгу, а за ней ещё что-то, о чём Оззи не говорил, только многозначительно закатывал глаза.
Ну и ладно. Доедем – увидим. Заодно и от Чубаря избавимся на имперской заставе.
Ванька Чубаря вначале остерегался, потом ненавидел, а нынче даже жалел. Ну не дурак ли: решил под шумок дорогую вещь свистнуть, а куда бы он с ней в тамошних лесах делся? К тем же разбойникам в руки. Или коняве бы на зуб попал. А не то вообще Хозяину. Как есть дурак.
Сам Чубарь был угрюм и жалок. Извинения, правда, просить не пытался, но за еду благодарил и бежать не рыпался, так что ему даже ноги развязали – пущай разомнётся. Он и разминался два дня – смирный, молчаливый.
А потом сбежал. С ларцом.
Корованщиков разбудил вопль старика. Оззи рвал на себе остатки волос и голосил так, что должны были слышать на другом берегу.
– Ну как же так, дуся? – взывал он к небесам. – Ну это как же такое, а?
Как заговоренный, вот как. Развязался – ну это понятно, верёвки давно не проверяли, было у него время. Ларец из стариковых лохмотьев выудил, а ведь Оззи с ним не расставался – вот это странно. А чуднее всего, как его охрана не учуяла, три викинга ведь сторожили. Словно глаза кто отвёл.
Скоробогат ругался на Силу, Сила распекала охрану, Оззи бранился на злосчастную судьбу. Корованщики притихли и пытались быть невидимыми.
Решили, что ушёл Чубарь лесом до Твери, где обреталась банда 'тверских супербизонов'. Эти разбойники вставляли медные кольца в нос, ездили на быках и, по слухам, большинство пропавших на здешних дорогах торговцев было на их совести. В прошлом году корован Силы от них два дня убегал, троих викингов потеряли, только возле переправы и отбились.
– Вещь ценная, вещунская, – говорила Сила. – Кому попало не сбудешь. А у этих свои торговцы и в Твери, и, подозреваю, в Москове.
– Если ушёл недавно, догнать можно, – покивал Оззи. – Здесь чащоба, болота, запросто не добежишь. Сами только осторожней.
– Я сама пойду, – сказала Сила. – А со мной Лежень и…
– Можно я? – выскочил Ванька. Не собирался напрашиваться, делать ему нечего, по болотам лазить. Само как-то вылетело.
Сила смерила его суровым взглядом.
– И Джек.
Лежнем был кряжистый викинг с огромными кулаками. Впрочем, по лесу он ходил шустро и неслышно,
