— Красивая машина, — сказала я, и он засиял от радости.
Энтони погрузил вещи в багажник, и мы сели в машину. Алекс предупредил меня, что на Мальте левостороннее движение, так что я была готова к этому, но не ожидала того, что случилось в следующий момент. Энтони включил зажигание и дождался, пока нутро «старушки» не заныло. Как только в салон проник запах паленой резины и машинного масла, мой водитель нажал на сцепление, отпустил, снова нажал и вдруг включил третью скорость.
— Нет второй скорости, — виновато усмехнулся он. — Приходится бомбой взрываться на первой, а затем переходить сразу на третью.
— Понимаю. — Что еще я могла ответить?
Мы с ревом обогнули здание аэропорта, и я услышала, как мой чемодан бьется о стенки багажника.
— Снижать скорость нельзя, — объяснил Энтони, — машина встанет.
— Понимаю, — снова вошла я в его положение. Затем мы на головокружительной скорости завернули за угол, и оконное стекло с глухим уханьем провалилось внутрь дверной рамы. Я попыталась выкрутить стекло, но дверная ручка беспомощно проворачивалась.
— Я сделаю это вручную, — успокоил меня Энтони. — Только подъеду к обочине.
— Все нормально, — торопилась я. — Я люблю свежий воздух.
— Я тоже. — Парнишка улыбнулся. — Мистер Галеа дал мне денег на новую машину, но я на эту угрохал столько… — нашел он подходящую тему для беседы.
— И правильно сделал, — из вежливости похвалила я его выбор.
— Пока вы здесь, можете ездить на ней, — предложил Энтони.
— Вряд ли я с ней справлюсь, — сразу отмела я подобную перспективу: скорее сяду на осла, чем поеду на этой развалине.
Мы неслись по шоссе, а влажный воздух обдувал наши лица.
— Если не секрет, сколько тебе лет, Энтони?
— Почти семнадцать, — ответил он и после небольшой паузы добавил: — Но я вожу машину с двенадцати лет. — Он искоса посмотрел на меня, желая узнать по выражению лица, почему я это спросила.
— Ты помогаешь матери с отцом присматривать за домом Галеа?
— Конечно. Но только после школы. Я стараюсь учиться хорошо, чтобы поступить в университет. Я хочу стать архитектором, как мистер Галеа. Кассары — прирожденные архитекторы.
— Я думала, твоя фамилия Фарруджиа. Кто такие Кассары?
— Вы ничего не слышали о Джероламо Кассаре? — недоверчиво спросил юноша. — Он был величайшим мальтийским зодчим, проектировал Валлетту и самые прекрасные здания на Мальте. Моя мать ведет свою родословную от этой фамилии.
— Видишь ли, Энтони, это мой первый приезд на Мальту, но я пробуду здесь неделю и постараюсь многое узнать, — пообещала я.
Какое-то время он взвешивал мои слова.
— Я думаю, стоит показать вам все окрестности, — предложил он себя в качестве гида, — только после школы. Идет?
— Твоя затея мне по душе, — одобрила я парнишку. — Но сейчас не лучшее время для экскурсий, верно?
— Да, туман ложится, — посетовал мой кормчий.
Как только мы выехали из аэропорта, туман сгустился до такой степени, что ничего нельзя было разглядеть в нескольких шагах от машины. Из-за этой пелены я не имела ни малейшего понятия, куда мы едем и как я смогу запомнить маршрут. У меня складывалось впечатление, что земля в здешних краях скалистая, бесплодная, со скудной растительностью. Не знаю, к лучшему или к худшему, но все мне казалось серым и каким-то жухло-желтым.
Спустя минут двадцать или около этого мы резко свернули с шоссе на подъездную дорожку, усаженную кустарником, за которым низкой каменной кладкой ползла стена, имевшая при ближайшем рассмотрении приятный сливочно-желтый оттенок. Преодолев полпути, мы перешли на первый скоростной режим, близкий к торможению, и подкатили к гаражу.
Там была припаркована еще более древняя машина.
Звук шуршащих шин выманил нам навстречу крошечную женщину с небесными чертами лица и красивой улыбкой.
— Моя мама, — представил Энтони, хотя она в этом не нуждалась. Их улыбки, способные освещать целые залы, были похожи.
— Я — Марисса, миссас, — сказала она с акцентом и распорядилась: — Отнеси чемодан миссас наверх, Энтони. Да не забудь отдать миссас ключи от машины.
Я хотела было оставить машину на попечении Энтони, но по выражению глаз его матери поняла, насколько неодобрительно она к этому отнесется, и промолчала.
Мы вошли в дом. У меня появился шанс взглянуть на работу Галеа, и я совершенно не удивилась, когда довольно невзрачный фасад органично перешел в фантастическое лоно дома. Во многих деталях узнавалась рука мастера. Полы были выложены терракотовой плиткой, а стены — бледно-желтым камнем, тем, который я увидела при въезде во владение Галеа.
Едва я вошла в помещение, шестое чувство подсказало мне, что мебель, купленная в моем магазине, подойдет как нельзя лучше. Это было доброе предзнаменование.
Все в этом доме, за исключением лестницы на второй этаж, отделявшей кухню от остального пространства, говорило о грандиозности дизайнерского замысла. Исполинский камин в центре зала не мог не привлечь моего внимания. У очага возились трое: один руководил, а двое рабочих, нанеся последние мазки штукатурки, выкрикивали что-то одобрительное на непонятном языке. Из краткого курса географии, преподнесенного мне Алексом, я усвоила, что все мальтийцы, и стар и млад, свободно говорят по-английски — это результат почти двухвекового британского правления и влияния, закончившегося в 1964 году. Английский язык является одним из двух официально признанных языков на Мальте, тем не менее, родной язык островитян — мальтийский — выжил, несмотря на активные попытки его выхолащивания. Именно на нем и разговаривали мужчины.
Я приблизилась к человеку, который был чуть постарше остальных. Он снял кепку:
— Здравствуйте, миссас. — Это был Иосиф, отец Энтони и заодно сторож дома. Он имел приятное открытое лицо, крупные руки рабочего человека и выглядел намного старше своей жены, хотя, возможно, годы изнурительного труда сделали свое дело.
В дальнем углу просторной комнаты стояла упакованная мебель. Рядом лежали завернутые в полиэтиленовую пленку ковры. Галеа предупредил меня, что хочет ради пущей живописности застелить коврами некоторые жилые помещения, поэтому передал мне тщательно составленный список всех ковров и план их размещения. Я искренне надеялась, что память не подведет меня при распознавании отличительных особенностей табризских и бахтиарских ковров.
Вся тыльная часть дома блистала стеклом. Отсутствие штор меня не смутило. И поскольку из-за тумана я ничего не могла разглядеть на расстоянии более чем двадцать-тридцать футов, то предположила, что подобная обнаженность пространства означает отсутствие посторонних глаз. От средиземноморского пекла окна защищала терраса с греческими колоннами и кирпичным полом со стоком для дождевой воды. Здесь же стояли необъятные терракотовые амфоры с цветами.
— Я покажу вам комнаты наверху, — сказала Марисса.
Я последовала за ней по лестнице. Галеа отдал второй этаж под три спальни. Все они были значительных размеров с выходом на балкон, который органично переходил в террасу. Только одна из спален была доведена до логического завершения: Марисса позаботилась, чтобы ее приготовили к моему приезду. Двуспальная кровать и ванная со всеми прибамбасами произвели на меня благоприятное впечатление, но, тем не менее, я хотела знать, где Галеа собирается поселить меня, когда сам появится в родных пенатах.
— Вы, наверное, устали с дороги, — сказала Марисса. — Я оставила вам кое-что на завтрак. Финики, хлеб и вино в холодильнике. Надеюсь, это придется по вкусу.
