(лишь бы мне потом не лежатьна нем).
Ешь же тело мое, претворенное в хлеб,
выпей кровь мою, что пьянит, как вино,
я тебе почитаю Книгу Судеб:
все, что будет в мире, свершилось давно.
Пусть забудут все провечер сей,
но текут с наших пальцев миро и елей,
и душа твоя почиет в моей.
***
Закатное солнце брызжет
на плечи мне.
Тучи язык бьет в золотой набат.
Блики сползают, сползают,
сползут по стене,
кровью своей питая закат.
Речка-сабля вере пробьет живот.
Повитуха-надежда смехом затушит боль,
кровь омоет, в небесный лоскут завернет
и на руки примет девчонку-любовь.
Кричащая девочка, глазки твои темны.
Не знают они; умереть тебе или жить.
Закатные блики сползают, сползают
вдоль серой стены.
Мы в ложе одном,
и меч между нами
лежит.
***
Имя - четыре вздоха, четыре всхлипа,
четыре ветра, четыре вскрика;
нежнее пуха, яснее снега.
В нем боль и радость, мука и нега!..
Но Тавинат междунами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
Имя - четыре дороги, четыре поля,
четыре луга. четыре моря.
И деньпроходит, и дарит вечер,
и солнце ляжет на ваши плечи.
Но Тавинат между нами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
***
У нас цветут фиалки,
Я стал сентиментален...
Они, как томик Грина:
сплошной ультрамарин.
Как ветер их листает!..
Но лишь пора настанет,
из бухт провинциальных
уходят корабли.
Плывут на поиск счастья
поэты и пираты,
Но светит всем им равно
жемчужный Южный Крест.
Они везут в Каперну
кастильские дукаты,
цейлонские гранаты,
эбеновых невест.
В жестоких играх ставят
на черта и на совесть,
когда ж пригонит осень
ихнаконец домой,
на стеклах баркентины
допишутэту повесть
и силуэт Бегущей,
и пена за кормой.
Знакомому, который гуляет
сам по себе.
Мне сказала знакомая кошка,
из зависти, а может, излукавства:
- Ваш муж гуляет по крышам,
я там его видела сегодня.
- Нет. Вы, должно быть, обознались.
Его там быть никак не может.
Ведь ночью все кошки серы.
А он, к тому же, дымчатый с рыжим.
Нет. Вы,должно быть, обознались.
Ведь он из хорошего семейства.
Он спит на пунцовой подушке
и даже мышь поймать не умеет.
Соседская кошка рассмеялась:
(Ах, как смеяться могут кошки!)
и показала из подушечек на лапах
свои опаловые когти.
- Вы говорите, из хорошего семейства?
Да он был найден на помойке:
хозяйка сдуру подобрала,
чтобы стал приличным человеком.
Но он верен своим привычкам
и он гуляет по крышам.
Ах, милочка, он ближе к марту
еще и орет ночами.
Я вернулась. И он был дома.
Он спална пунцовой одушке.
Но бархатная шкурка на лапках
была в росе от странствий по крышам.
Письмо NN**
Ах, Наталья Николавна!
Я, дурак невероятный,
поступая невозможно,
супроть правила,
к вам пишу. Чего же боле?..
Что ж, подсыпьте в раны соли.
Ни судьба, ни смерть- старуха
не исправили...
Ах, Наталья Николавна!
Ах, Наташенька...
Не меняют имя в паспорте
на Сашеньку!..
Что же делать...
И по этому по случаю
проявите снисхождение
к поручику.
Ах, Наталья Николавна,
