Гробница Тимура в Самарканде не память, а напоминание.
История состоит из памяти и напоминаний.
Гробница Улугбека - память. О великом ученом, а не о великом князе, как переводится имя его - Улугбек.
Он, внук Тимура, был убит по приказу собственного сына, а продолжил жизнь по воле чужих, не знавших его людей. Неподалеку от Ташкента академгородок Улугбек. Но не только в нем продолжается оборванная жизнь Улугбека.
Продолжение наше не только в детях. Наши дела и мысли усыновляют чужих детей...
Мне кажется, я уже бывал в Самарканде. Или это был не Самарканд? Хорошо помню вокзал, вернее, железнодорожные пути возле какого-то здания... Неподалеку элеватор... или водонапорная башня? В общем, что-то высокое... И море людей, перемешанное с морем чемоданов, тюков, криков и суеты... Эвакопункт, санобработка, очередь за кипятком - вот все, что осталось в моей памяти от Самарканда. Или не от Самарканда?
Надо бы съездить... Надо бы съездить в Самарканд... За столько лет уже можно было удосужиться...
И вот наконец я еду.
Правда, пока не в Самарканд.
Сначала я еду в Нукус, в столицу Каракалпакии.
2
...Жили на земле девять женщин. Чем-то они не угодили мужчинам, те посадили их в дырявую лодку и пустили без весел по бурной Амударье. Но женщины не спасовали перед грозной стихией. Они не только сумели высадиться на пустынном берегу, не только раздобыли себе пропитание, но даже каким-то образом раздобыли мужчин и нарожали кучу детей, положив тем самым начало славному племени каракалпаков.
Таковы женщины. И таковы легенды.
Правда, наука, в отличие от легенды, утверждает, что 'Нукус' означает в переводе не 'девять женщин', а просто 'девять человек'. Но, во-первых, эти девять человек могли быть и женщинами. А если б они были мужчинами, что бы изменилось? Допустим, девять мужчин чем-то не угодили своим женщинам, те посадили их в лодку и пустили по бурной реке. И мужчины не только сумели высадиться, но и раздобыли пропитание, и даже женщин, которые им нарожали кучу детей, положив тем самым начало славному племени каракалпаков.
Получается то же самое. В науке, как и в легенде.
Раньше столицей Каракалпакии был город Турткуль (в переводе - четыре женщины). Но в 1938 году его смыла Амударья, которая иногда меняет свое направление. То она смыла древний Кят, столицу Хорезма, то Турткуль, столицу Каракалпакии.
После того как Турткуль был смыт, его разжаловали из столиц и перенесли в другое место...
В природе много трагического. И жестокого. Недаром Амударью по-арабски называют Джейхун - бешеной рекой. По одной из версий, название Амударья означает то же самое.
Только две реки могут сравниться нравом с Амударьей: Миссисипи 'большая река' и Хуанхэ - 'река тысячи огорчений'.
Если бы огорчения происходили только от рек! Сюда, на берега Амударьи, как раз и присылали людей за огорчениями: Каракалпакия в те давние времена была местом ссылки.
Среднеазиатская Сибирь! Уж на что велика Сибирь, а для огорчений и ее не хватало.
В Нукусе, как раз против нашей гостиницы, памятник Бердаху. Он стоит спиной к Дворцу искусств, а лицом к гостинице, соблюдая законы гостеприимства.
Мыслитель и поэт, он продолжает мыслить даже в камне. У него и в камне умные глаза, каменные, но живые, - в отличие от тех, которые приходится иногда встречать: живых, но каменных.
Вряд ли когда-нибудь Бердах видел такое скопление писателей: больших, которые пока еще считаются маленькими, и маленьких, которые пока что считаются большими. Из двух поэтов при дворе султана Махмуда Газневира Унсури и Фирдоуси - царем поэтов был объявлен первый, а на самом деле оказался второй. И ему пришлось ждать века, чтобы стать царем поэтов без объявления.
Не у всех, однако, есть время ждать. Некоторые спешат все получить при жизни.
3
Большой красный верблюд бежит через пустыню, провожаемый равнодушными взглядами своих рыжих сородичей. Верблюда зовут Икарус, он многоместный и комфортабельный, но рыжих его сородичей современным транспортом не удивишь. Они и не смотрят на дорогу. Зачем им дорога? На ней ничего не растет.
Верблюды едят чинно, степенно, голод в них борется с гордостью: 'Разве ж это еда? Не подумайте, что мы едим, это мы так, от нечего делать... Можем и не есть... И даже не пить...'
Черный цвет по- тюркски 'кара'. Как будто он дан в наказание. На первый взгляд, здесь действительно много черного цвета: Каракум - Черные пески, Каракуль - Черное озеро, Карадала - Черный простор. Но черный - не обязательно плохой. Например, слово 'каракалпак' имеет очень хорошее значение.
Впервые каракалпаки упоминаются в русских летописях XII века как 'черные клобуки'. 'Черная шапка' - так переводится на русский язык слово 'каракалпак'. Поселившись на границе Киевской Руси, каракалпаки защищали ее от половцев.
Так половцы невольно сдружили русских и каракалпаков. В истории многое происходит невольно, несмотря на навязываемый ей произвол.
В Каракалпакии разноцветные названия. Коккуль - Голубое озеро, Коклукуль - Зеленое озеро, Аккала - Белый городок, Кызылкум - Красные пески...
Так же, как черное не обязательно бывает плохим, красное не обязательно бывает хорошим. Красные пески не лучше Черных песков: и то и другое пустыня. А местность Кызылуй, например, названа была в честь красных мундиров царских чиновников. Название красное, а значение черное.
Между тем, красный верблюд все бежит и бежит через Красную пустыню. Вот эта ложбина называется Ложбиной воров. Когда-то здесь бандиты грабили проезжающих. Бандиты могли бы честно разбогатеть, если б перековали свои мечи на орала.
И не только бандиты. Весь мир бы разбогател, если б перековал свои мечи на орала. Но он не перековывает. Не потому, что предпочитает бандитскую жизнь, а потому, что сам себе не верит.
Не верит мир, что он может быть миром.
Саксаул у дороги. Невысокий, но нет никого выше вокруг. Некрасивый, но нет никого красивее вокруг. И ствол у него кривой, а листьев вообще не бывает, но нет никого стройнее и зеленее вокруг.
Потому что живет саксаул в пустыне, где просто-напросто нет никого вокруг. Никаких деревьев нет, кроме саксаула.
Может, он потому такой некрасивый, такой низенький и кривой, что ему не с кем себя сравнивать? Когда сравниваешь себя с другими, хочется быть не хуже других, а когда не с кем себя сравнивать, поневоле начинаешь считать, что ты самый лучший на свете.
Самое лучшее дерево тоже где-то в этих местах: в его дупле размещались больница, чайхана и сельсовет, пока для них не выстроили отдельные помещения.
Бежит красный верблюд через Красную пустыню. И время отступает, мы въезжаем в глубокую старину. В Нукусе мы не видели памятников старины, его памятники пока еще в будущем. Когда-нибудь, лет через триста, гостям будут показывать старинный вокзал (перед нашим приездом построенный), старинный Дворец пионеров (только что открытый). И правнуки нынешних пионеров будут любоваться этими памятниками старины, которые сохранятся, надо надеяться, не в развалинах.
У памятников архитектуры старость - всегда радость, даже если она в развалинах. Но если не доживешь до старости и развалишься в молодости кому от этого радость?
Поэтому о старости нужно думать с молодости. Строить новое так, чтоб оно со временем стало памятником. Вот как этот Большой Гульдурсун посреди пустыни.
Глиняные стены, окруженные рвом. Внутри на семи гектарах, поросших травой, пасутся бараны - извлекают свою пищу из истории.
Враги осаждали эту крепость, надеясь сломить ее защитников голодом. И тогда хан осажденной крепости приказал отдать остаток зерна быкам и вывести их из крепости, чтобы враги могли их увидеть. Сидеть голодными и демонстрировать врагам свою сытость, чтоб они убедились, какая у нас хорошая жизнь, - в мирное время - это глупость и преступление, но тогда это была обычная военная хитрость. Увидев сытых, лоснящихся на солнце быков, враги сняли осаду и отступили.
Но тут вмешалась любовь. Дочь хана Гульдурсун, оказывается, полюбила предводителя вражеского войска и, увидев, что он уходит, решила его вернуть. И она сообщила любимому, что быкам отдано
