- Брось, Карлушка! - сказал он. - Не дело это своих парней обижать. Отдай яйца...
- Как? - закричал Карлушка. - И ты? И ты веришь этой подлюге?.. Да пусть он докажет сначала. Докажи на факте, что я взял эти яйца.
- Доказать? - опешил Мендель. - А что ты думаешь - не доказать? Да? Так я тебе докажу. Вот...
Толпа притихла.
Восхищенный Карлушкиным нахальством, я затаил дыхание и, украдкой шевельнув ушами, почувствовал, как что-то твердое прижалось к моей голове.
Карлушка вызывающе смотрел на Менделя. Мендель усмехнулся и подмигнул толпе.
- Вот, - повторил он, - дай мне тебя обыскать.
- Что? - захохотал Карлушка. - Обыскать? Меня? Да ты что, опупел? Вот еще! Не дам я себя обыскивать...
- Боится! - завизжала Песя. - Ей-богу, боится!
- Хвостом виляет! - закричал Мендель. - Хвостом виляет, гадюка! Хвостиком!..
Возмущенная поведением Карлушки, толпа угрожающе шумела. Потрясая костылями, хрипло орали безногие инвалиды-марафетчики. Дружно петушились маклаки. Стрекотали старьевщицы. Старые жулики смеялись над Карлушкой. Гужбан ругал его последними словами, называл копеечником, вшивым воришкой и с горечью вспоминал то время, когда Карлушка был настоящим бандитом, атаманом Горсткиной улицы.
Карлушка невозмутимо выслушивал эти нападки и презрительно улыбался. Когда шум достиг возможных пределов, когда вся барахолка собралась у пешеходного мостика и в отдалении уже заверещал тревожный свисток милиционера, Карлушка поднял правую руку и громко сказал:
- Ша!
И, подойдя вплотную к Менделю, он так же громко сказал:
- Спорим?
Длинноносое лицо Менделя вытянулось, как старая резина. Толпа насторожилась, множество глаз уставилось на Карлушку, который, нарочно помолчав минуту, снова поднял руку и заговорил торжественно, как оратор на митинге.
- Товарищи и граждане! - сказал он. - Довольно вам надсмехаться и оскорблять невинного человека. Обидные ваши насмешки, будто я яйца украл и хвостом виляю. Нет, не таков я вор, чтобы суда бояться. Были у меня дела и повыше маркой, а дрейфить не приходилось. Конечно, я не дам себя обыскивать задарма всякой шпане... Но если Мендель врет, не краснея, что видел, как я сунул его поганые яйца в карман, - ладно, согласен. Спорим на сто 'лимонов', что у меня нет твоих яиц. Обыскивай. Не найдешь - плати денежки. Идет?
Мендель заежился, покраснел, лицо его еще больше вытянулось и стало похожим на редьку. Он нерешительно переглянулся с Песей! Толпа одобряюще загудела:
- Вали, Мендель!.. Спорь! Не бойся!
- Чего там! Даешь! Не робей!..
- Крой, Мендель!
- Спорь!..
- Спорим!! - заорал Мендель. - Идет! Спорим!
И в безудержном порыве он бросил на пыльную мостовую свой монблан клешей и галифе и протянул Карлушке руку.
Но Карлушка, чтобы затянуть комедию, представился смущенным.
- Как? - спросил он. - Ты и вправду хочешь спорить? Серьезно? На сто 'лимонов'? Ты подумай сначала. Гляди, просчитаешься.
- Нет! - заерепенился Мендель. - Нет! Ты таки хвостом не виляй. На сто 'лимонов' спорили. Под свидетелей. Давай руку.
- Ну ладно, - вздохнул Карлушка. И, крепко сжав тщедушную руку Менделя, он внезапно повернулся ко мне и сказал:
- А ну-ка, плашкет... Разними.
Мне показалось, что он подмигнул мне. Затрепетав всем телом, я выскочил в середину круга и ребром ладони разорвал роковое рукопожатие.
- Обыскивай, - сказал Карлушка, ухмыльнулся и поднял руки.
Так, наверное, поднимали руки его многочисленные жертвы, когда он выхватывал из кармана наган и командовал:
- Руки вверх!
Наступила тишина. Многоликая толпа затаила дыхание; ругань, споры, выкрики торговцев прекратились, и только старик музыкант, который один из всей барахолки не заинтересовался скандалом, продолжал наигрывать свою грустную музыку.
Мендель приступил к обыску. Он сунул руку в карман Карлушкиного клеша и сказал:
- Здесь!
Но вытащил пустую руку.
- Значит, здесь, - сказал он и сунул руку в другой карман. Но и там яиц не оказалось.
Все больше и больше волнуясь, он обшарил карманы бушлата, ощупал Карлушку спереди и сзади, залез за пазуху майки - яиц не было.
Надо было видеть его лицо. Я до сих пор не могу забыть лица брючника Менделя, когда, безуспешно закончив поиски яиц, он взглянул на Карлушку. Глупее лица я не видывал. Он вытаращил глаза, раскрыл рот... Мне показалось даже, что волосы его встали дыбом от ужаса, который охватил его.
- Где ж таки яйца? - спросил он.
- Не знаю, - ответил Карлушка.
Ужасная ругань посыпалась на голову бедного Менделя.
- Кляузник! - заревела толпа.
- Дурак!
- Арап московский!
Несчастный Мендель не знал, куда деваться от этого потока выкриков, ругательств и ядовитого смеха. Вся барахолка издевательски смеялась над ним, который так позорно проспорил свои сто 'лимонов', и больше всех заливался я; я чувствовал себя соучастником Карлушкиной аферы и радовался за успех нашего с ним мошенничества.
Оглушительный хохот долго колыхался в воздухе, будто чудовищные птицы хлопали громадными крыльями. Смех толпы опьяняюще ласкал меня, как ласкает он, вероятно, клоунов и комических актеров в театре. Но скоро мне пришлось убедиться, что не всегда смех бывает приятным. Скоро я услышал смех погромче и пооглушительнее этого, но он не доставил мне радости.
Слишком уж грустно мне вспоминать окончание этой глупой истории.
Немного придя в себя, Мендель растерянно высморкался в рукав, вздохнул и, взвалив на плечо груду перевалявшихся в пыли брюк, собрался уходить.
- Куда? - закричал я. - А деньги?
- Куда? - закричала за мной вся толпа. - А деньги платить надо?
Мендель плюнул в сторону, с остервенением вытащил бумажник и, отсчитав сто миллионов, протянул их Карлушке.
Ко всеобщему удивлению, Карлушка отказался взять деньги.
- Не надо, - сказал он. - Совестно брать от такого дурака.
- От дурака? - растерялся Мендель.
- Ну да, от дурака, - сказал Карлушка. - Разве ты не дурак? Самый настоящий вислоухий дурак. Столько времени искал яйца и не мог найти. Гляди! Гляди, раззява! Вот они где твои яйца!!!
И тут случилось нечто ужасное. Карлушка размахнулся и изо всей силы ударил меня сверху по шапке.
Что-то хрустнуло у меня на затылке, и тотчас же беспросветный мрак окутал меня. Теплая, липкая жижа залила мне лицо, нечеловеческий ужас сковал мои руки и ноги, - мне показалось, что я умер и мозги мои текут по моему лицу. Кто-то толкнул меня в середину круга, я чуть не упал, закачался и закричал от страха.
Страшный хохот оглушил меня. Я протер глаза и увидел дико оскаленные пасти хохочущих людей. Вся
