Там было еще хуже. Лес кругом, и больше ни хрена. Я был очень мрачный, так как все моральные силы и весь юмор уходили на то, чтоб наполнить оптимизмом письма к маме. С Валерием мы почти не переписывались, и вообще я, кроме мамы, почти никому не писал.
Я многого насмотрелся на Севере и очень много думал. И я знаю, что ничего хорошего из меня уже не получится. Я совсем недавно стал искренне так считать. Но это не страшно. Надо просто жить и работать на совесть. Верно?
Хотите, я стану мозольным оператором? Они, говорят, зарабатывают уйму денег.
Есть у меня одно сильное желание (не хочу употреблять слово «мечта»), но об этом я не люблю говорить.
Главное, Тамара, чтоб Вы никуда не исчезли.
Отдыхайте изо всех сил, лопайте побольше, а то ведь Вы не ахти какая толстуха, и организм, наверное, как дамские часики, хрупкий.
Я завтра еще напишу. Привет Вашей маме.
С. Д.
Тамара, знаете что, пришлите свою фотографию. Ну что Вам стоит? А я Вам посылаю портрет живописный, так как мне фотографироваться нельзя, от моей морды лопается эмульсия на фотопленке, не выдерживает.
С. Д.
Милая Тамара, я получил Ваше письмо с двадцатью двумя вопросительными знаками и тринадцатью восклицательными. Сперва отвечаю на вопросы.
Медведи грустные бывают. И вообще, звери гораздо печальнее людей. Взять, скажем, верблюда, особенно в период, когда он линяет. Как он величественно грустен!! А обратили внимание, как много скорби в глазах у собаки из породы такс? Что же касается лошадей, они все до единой поразительно печальны.
Пусть я похож на грустного медведя. Одна жестокая женщина говаривала в свое время, что я похож на гориллу, разбитую параличом, которую не прогоняют из зоопарка из жалости.
Вы беспокоитесь, не показалось ли мне странным Ваше поведение. Ничего странного в Ваших поступках я покуда не заметил. То, что Вас не заинтересовала моя персона, это вовсе не странно. Но от этого мне не легче.
Когда я пишу, что Вы чудесная девушка, то уж я знаю, о чем пишу. А со временем научитесь держаться проще, естественней, будете помещать в письмах меньше восклицательных и вопросительных знаков и превратитесь в замечательную женщину.
Вашему приятелю, который похож на Петю Бачея из повести Катаева «Белеет парус одинокий», я при встрече, возможно, дам подзатыльник, потому что Хлоя мне рассказал, что когда этот сизый почтовый голубь передал ему записку от Вас, то смотрел с жалостью и сочувствием. Мне это не понравилось.
А теперь серьезно. Вы категорически просите не писать Вам больше и не звонить. Я не буду делать ни того, ни другого. Но происходит какая-то чертовщина. Я все время думаю о Вас. И вспоминаю каждую мелочь, с Вами связанную. Я писал, что полюбил Вас. Мне бы очень не хотелось употреблять этого слова, но со мной действительно ничего подобного давно уже не было. Просто не знаю, что и делать. Я очень не хочу Вас терять. Если б Вы только знали, как Вы мне нужны. Не пропадайте, Тамара. Может быть, именно этот грустный медведь Вам на роду написан. А потом, грустный медведь иногда бывает очень веселым.
Ну почему бы нам не быть хорошими приятелями, это я Вам предлагаю, как вьетнамский школьник пионерке из ГДР.
Пишите, Тамара, славная, умненькая, смешнейшее существо!
Я буду ждать, я согласен даже быть «случайным объектом, на который выливается Ваше настроение».
Крепко жму лапу.
Сергей Довлатов
12/VII
P.S. 19-го числа я ложусь в окружной госпиталь кромсать ногу, но если Вы не будете жестокой свиньей и напишете, мне приятели немедленно притащат Ваше письмо.
До свидания, воробей.
С. Д.
Тамара, я воспринимаю Вашу просьбу отозваться о «Дачниках» как снятие запрета с переписки и телефонных звонков. Согласитесь, что это не назойливость, а обыкновенная логика.
«Дачников» у меня под рукой нет, и библиотеки у нас нет, но в субботу я непременно раздобуду их, прочту и отзовусь.
Только я, откровенно говоря, ни черта не понимаю в театральном деле. И зритель я плохой. Балет еще кое-как могу смотреть, а в драматическом театре шибко скучаю.
А играть Вы будете вовсе не мышь, Вам надо ринуться в классическую драматургию.
У нас есть дюжина сносных Гамлетов, но нет ни одной путевой Офелии! А между тем в образе Офелии заключена важнейшая шекспировская идея: Великие души, умирая, отрешаются от личной любви и приобщаются к Любви общечеловеческой, так сказать, вселенской. Если помните, эта дама уходит из жизни с охапкой верб в руках. Примерно та же дребедень происходит с Дездемоной, которая перед смертью поет об иве. В общем, это довольно сложная вещь, я Вам потом подробнее растолкую.
Я не очень верю в существование обособленного актерского дарования. Оно должно складываться из целого комплекса качеств. Скажем: музыкальность, голос, грация, темперамент.
Мне не нравится нарочитая естественность Смоктуновского и Ефремова. То, за что их хвалят, меня как раз и не устраивает. Эта холера идет от западного кинематографа и угрожает русскому театру, точно так же, как влияние гениального Хемингуэя губит русскую прозу и появляются писатели вроде В. Аксенова.
Из буржуев мне очень нравятся Жерар Филипп, Анна Маньяни, Мазина, Бурвиль, меньше Габэн.
Из наших хороши: Толубеев, Н. Гриценко, Андр. Попов, Симонов.
Послушайте, а кто такая Эдит Пиаф? И еще меня интересует, кто такой Юра Красовский.
Голос у Вас непременно появится. Вы будете жить в нашей коммунальной квартире и участвовать в кухонных склоках и баталиях. Через месяц появится, как миленький.
Между прочим, я недавно объелся халвой. В моей суровой биографии это очень неуместный штрих, более подходящий к биографии оптимиста и балагура. Я понимаю, что об этом факте, может, не стоит рассказывать девушке, которой хочешь понравиться, но если б Вы знали, какие муки я испытал.
Тетя Хлоя уехал в Выборг по делам. Передавал Вам поклон.
Я теперь совсем одинокий, как бегемотиха в Ленинградском зоопарке. Ее зовут Красавица, и она весьма недурна собой, но, можете себе представить, все время одна. Потому что она единственная бегемотиха в Ленинграде, а выходить замуж за страуса или козла ни в какую не согласна.
Вам ее жалко?
Меня очень тронуло Ваше сочувствие моей ноге. Я и сам отношусь к ней не без симпатии. Но кромсать раньше или позже придется. Кажется, это дело опять откладывается. А жаль. К Вашему приезду она была бы уже заштопана и блестела бы, как новенькая. Не беспокойтесь, совсем ее не оттяпают. Только обстругают.
Мне очень многое нужно Вам рассказать. Но мы отложим серьезные разговоры до встречи. Я возьму Вас за лапку и поведу в Александровский сад. И мы будем разговаривать 10 часов.
Договорились?
Вы мне кажетесь, Тамара, очень настороженным, легко ранимым, уязвимым человеком. И чуточку беспомощным. Этим, кажется, и объясняются Ваши «странные» поступки.
Уверен, что будем хорошими приятелями. Я маленьких не обижаю.
До свидания, жабинька.
Пишите сразу.
И еще вот что: поскорее возвращайтесь. Пожалуйста, как можно скорее.
С. Довлатов
