сказавши, что так поступают только Иуды-предатели.
- Есть! - снова раздался неестественно громкий окрик сигнальщика Ефремова.
Пробудившись от дремоты, близкой к настоящему сну, которой сигнальщик предавался хотя и не в особенно удобном положении, - стоя с подзорной трубой в руках и прислонившись к поручням мостика, - но все-таки довольно основательно, Ефремов на этот раз явственно слышал, как вахтенный начальник ругался подлецом. Нимало не сомневаясь, что выругали именно его за то, что он снова 'маленько задумался', сигнальщик поторопился доказать своим громким окриком, что он бодрствует.
- Ты что кричишь? Опять дрыхнешь? - не без раздражительной нотки спросил, останавливаясь, мичман.
- Никак нет, ваше благородие. Вы изволили меня обругать подлецом... Но только, осмелюсь доложить, я не дрыхал.
- Я не тебя! - проговорил мичман.
Он снова заходил, и снова воображение его представило Нину Васильевну рядом с Ракушкиным, который целовал уж не руки, а самые губы...
И волшебная ночь потеряла для него всякую прелесть. И он чувствовал теперь себя самым несчастным человеком в мире, каким только может быть мичман в двадцать два года.
V
Прошел месяц.
Лютиков опять стоял на вахте с полуночи до четырех в то время, как 'Русалка' под парами шла к выходу из Зондского пролива{231}, направляясь после недельной стоянки в Батавии{231} в Сингапур{231}.
Опять была волшебная ночь, но мичман уж не мечтал так, как раньше. И сам он изменился: похудел, побледнел после болезни.
И он ее еще не пережил, эту болезнь молодости, этот первый удар, полученный им в виде нескольких строк от Нины Васильевны, полученных им в Батавии.
Эти строки гласили: 'Не пишите более. Так будет лучше для нас обоих'.
Мичман только ахнул, прочитав эти строки. Еще в последнем письме она писала, что любит его, и вдруг: 'не пишите более'...
Он целый день не выходил из своей каюты и не находил от тоски себе места.
Но еще обиднее и больнее было ему, когда на другое утро 'испанский гранд' сказал ему:
- А знаете, Коленька, какие известия из Кронштадта?
- Какие?
- Дама вашего сердца... госпожа Ползикова обратила особенное внимание на мичмана Ракушкина, и он теперь при ней безотлучно...
- Ну так что ж? - вызывающе крикнул, бледнея, Лютиков.
- Ничего... Я вам только сообщаю новость, - лениво протянул 'испанский гранд'.
А доктор, улыбаясь, прибавил:
- Не ждать же ей диковинного мичмана три года...
- Она не ждет ни меня и никого не ждет. И все эти известия - подлые сплетни... И я вас вызываю на дуэль! - вдруг неестественно громко выкрикнул Лютиков 'испанскому гранду', а сам трясся, как в лихорадке.
- Вы, Николай Николаич, того, напрасно волнуетесь... Лучше на берег, голубчик, съездите, - заметил доктор.
- А вы меня за что на дуэль? - добродушно спросил 'гранд'.
Мичман ответил:
- Вы не смеете так о ней говорить.
- Да что я сказал?
- Про Ракушкина... Это вздор... Этого не может быть... И я не позволю так говорить о порядочной женщине!
Насилу его успокоили и заставили просить извинения у 'гранда'.
Все пять дней, что клипер стоял в Батавии, Лютиков пробыл у себя в каюте и лежал на койке. Напрасно доктор несколько раз заходил к нему, рекомендуя съездить на берег.
Мичман сердито отказывался.
И теперь, несколько успокоившийся, хотя все еще не переживший первого своего разочарования, он мечтает о том, с каким ледяным равнодушием он взглянет на Нину Васильевну, когда вернется в Россию... Ракушкину не поклонится... Пройдет мимо, осмотрит их обоих с холодным презрением и...
'Какие все люди подлые!' - мысленно говорит мичман и еще раз решает не любить больше никого.
- Не стоит! - шепчет он, подбадривая себя. Ему хочется поскорее показать 'этой женщине', что он совсем к ней равнодушен и презирает ее, и в то же время чувствует себя одиноким на свете и готов заплакать.
А ночь такая волшебная, и мичману так хочется счастья.
ПРИМЕЧАНИЯ
О ЧЕМ МЕЧТАЛ МИЧМАН
Впервые - в газете 'Русские ведомости', 1898, № 178, под общим заглавием: 'На ночных вахтах. Рассказы из морской жизни'. Этой публикацией газета начала печатание нового цикла рассказов Станюковича, в который также вошли: 'Диковинный матросик' и 'Форменная баба'. Впоследствии цикл был разбит, рассказы подвергнуты стилистической правке и печатались порознь без объединяющего заглавия.
Стр. 223. Шербург (Шербур) - французский город-порт в центральной части пролива Ла-Манш.
Стр. 224. Порто-Гранде - город-порт на одном из островов Зеленого Мыса в Атлантическом океане близ западного побережья Африки.
Стелла (лат.) - звезда.
Стр. 225. Лукреция Борджиа (1480-1519) - дочь папы римского Александра VI; принимала деятельное участие в осуществлении политических замыслов своих родственников.
Мессалина (I в. н.э.) - третья жена римского императора Клавдия, прославившаяся своим распутством, властолюбием и жестокостью.
Стр. 226. Гостиный двор - торговый центр Петербурга на Невском проспекте.
Стр. 231. Зондский пролив - пролив между островами Ява и Суматра, соединяющий Яванское море (межостровное море Тихого океана) с Индийским океаном.
Батавия - город-порт на северо-западном побережье острова Ява (ныне столица Индонезии Джакарта).
Сингапур - город-порт на острове Сингапур в Юго-Восточной Азии.
В.Гуминский
