— Да, да! Были и есть такие, которые говорят, что пол в человеке есть только вопрос о функционировании половых желез. Но ведь это абстрактно… Этого нет… Это — абстрактная метафизика против жизни. Вы, конечно, так не думаете. Это ведь значит быть слепым, не видеть жизни. Но вот о технике вы рассуждаете именно так, слепо, абстрактно…
— Я вас не понимаю.
— Вы отрываете в человеке то, что ему «навязано», от него самого.
— Но ведь это же и есть различные вещи.
— Различные-то они — различные. Но ведь кушать, это тоже отличается от самой-то личности.
— Так неужели же все, что есть в человеке, есть проблема его личности?
— Все! Решительно все. У юноши появился пушок на подбородке: это показатель роста его личности. Человек много ест и мало ест, много спит или мало спит: это — проблема его личности. В определенный момент у человека просыпается половое влечение, которое выше его сознательных усилий. Казалось бы, при чем тут он-то сам? А, оказывается, то или иное его поведение в этой сфере есть характеристика его личности. Так же и техника. Мы ее с вами не придумывали, как не придумывали и всей нашей современной социальной обстановки. Но и техника и социальная жизнь есть проблема нашей с вами личности. За эти «навязанные» нам вещи мы, оказывается, отвечаем больше, чем за произвольно — предпринятые…
— Но как же это может быть? — недоумевал Михайлов.
— Я ничего не понимаю. Либо я сделал что-то, — тогда я за это отвечаю. Либо я этого не делал, — тогда по какому праву от меня требуется ответ? Ведь это же во всех юридических учебниках написано. Как я могу отвечать за режим, который тысячу лет существовал до меня?
— Абстрактно-с, — повторил свое Елисеев, — абстрактно рассуждаете. Тут-то и видно, что юриспруденция не есть жизнь.
— А что же такое жизнь? — запальчиво спросил Михайлов. Елисеев опять нервно погладил себя чуть-чуть дрожащей рукой по голове и ответил:
— Жизнь, это — самопорождение. Да. И сладострастное самопорождение.
— Ну, и?..
— А, значит, и ответственность.
— За чужие грехи?
— За весь мир.
— Но тогда возможно, что я ответственен за то, чего я никогда и в глаза не видал и о чем не имею никакого представления?
— Не возможно, а так оно и есть. Наибольшая ответственность у нас за то, чего мы и сами не знаем.
— Но ведь это же нелепость! — вскричал Михайлов, чуть-чуть раздражаясь.
— Такова жизнь, — сдержанно и по обычаю скромно отвечал Елисеев.
— Позвольте, вы сказали, самопорождение. Я этого не понимаю. Почему самопорождение?
— Мир существует?
— Мир?
— Да, мир, вселенная — существует?
— Я этого не знаю.
— Как, вы этого не знаете?
— Я этого не знаю.
— А земля, солнце, луна — существуют?
— Как будто.
— Но тогда и мир существует?
— А разве земля, это — мир?
— Земля — не мир.
— Но ведь и луна, и солнце тоже еще не мир?
— Да, но это часть мира.
— Часть мира, но не целый мир. Иначе пуговица будет всем костюмом.
— Хорошо, — нетерпеливо отвечал Елисеев. — Вообще-то что-нибудь существует или нет?
— Как будто.
— Ну, вот это что-то, как бы его не называть, оно ведь есть оно?
— На это я согласен: оно есть оно.
— И оно везде есть оно?
— Оно везде есть оно.
— И в каждой своей части?
— И в каждой своей части.
— И в каждой его части можно узнать его самого?
— Конечно.
— Оно везде утверждает себя?
— Ага! Вы хотите сказать, что если мир существует сам от себя, то и в каждой своей части он утверждает себя от себя, так что каждая вещь, это и есть мир, существующий сам от себя, потому она и отвечает и за себя и за мир.
— Совершенно правильно изволите рассуждать.
— Ну, так я вам скажу вот что, — произнес Михайлов с решительностью в голосе. — Это, товарищи, поповство. Это — стопроцентное поповство!
По комнате прошел тревожный шорох. Елисеев, как всегда, сохранял свое нервное и тоже как будто всегда тревожное спокойствие.
— Я вам сейчас докажу. Я ответствен — да? За чужое, за других, за всю жизнь, за весь мир я ответствен — да? Так позвольте же вас спросить: перед кем же это я вдруг ответствен? Перед Ивановым и Петровым я не ответствен, потому что Ивановы и Петровы — такие же люди, как и я; они тоже кругом опутаны ответственностью и тоже ничего не знают, не знают, за что и как с меня спрашивать ответ. Перед кем же я еще ответствен? Перед обществом или государством? Но ведь это же безличный коллектив, который к тому же, по этому учению, опять кругом ответствен, не зная, за что, как и перед кем. Или, вы скажете, я ответствен перед природой, перед историей, перед жизнью? Но ведь это же пустые слова! Если я отвечаю за себя и за весь мир, то принять этот ответ можно только тот, кто знает весь этот мир. Если нет знающего, то кто же будет судить о том, правильно ли я поступал? Ясно: или подавайте абсолютный разум, тогда я действительно за все отвечаю; или такого разума нет и не может быть, — тогда я ни перед кем, ни за что не отвечаю, так как мне не дано даже знать, в чем я, собственно говоря, виновен.
— Эх, старая это песня, — сказал Абрамов. — Зачем ворошить этот хлам? Во-первых, никакого абсолютного разума нет. Во-вторых, если он есть, то он же за все и отвечает, — отнюдь не человек. В- третьих, для нашей ответственности достаточно уже и относительного разума, а таковым является любая социально-политическая система. В-четвертых, оба вы поповствуете, Михайлов и Елисеев. И, в-пятых, это не имеет никакого отношения к технике. Я ставлю решительно вопрос: будем мы когда-нибудь говорить о технике или откроем тут первый курс духовной академии?
Последнее замечание было правильно и всем понравилось. Стали говорить о том, что время уходит на пустые разговоры, а о технике не сказано ничего существенного. Пришлось опять вступить мне в разговор.
— Товарищи, — сказал я. — Мы, действительно, здорово уклоняемся. Я должен спросить присутствующих: желательно говорить о технике или же нам перейти на обще-философские рассуждения?
Большинство хотело говорить о технике.
— Ну, так будем продолжать о технике, — сказал я. Вопросов, поднятых Трофимом Ивановичем и Сергеем Петровичем, нам тут все равно не разрешить. Вот тут было сказано, например, — при этих словах я покосился на Абрамова, — что если абсолют, то он за все и отвечает, не человек. А, по-моему, если мир есть проявление абсолюта (а иначе и быть не может, если признается абсолют), то и ответственность абсолюта за все и есть ответственность каждого отдельного момента мира за весь мир. Кроме того…
— Довольно, довольно! — раздались голоса. — Только что условились говорить о технике! Николай
