Вопрос был задан со страхом и требовательно.
Карлос ответил с готовностью:
— Я пролазник. Я не бог и не демон, обычный человек, только у меня есть способность открывать лазы между мирами. И кроме того — чутье… нечто вроде ясновиденья — я могу предчувствовать опасность, находить лазы и других пролазников… ну и еще кое-что могу… чуять.
— Других… так вас много?
— Нет, нас мало. Пролазники — большая редкость… тебе очень крупно повезло, что мы встретились… вовремя. К тому же мы прячемся. Скрываем свое существование… по разным причинам. А то кое-где нас на кострах сжигали. Да и за сумасшедшего примут, если начнешь о других мирах рассказывать.
— Мне ты рассказал… А кто тебя прислал?
— Я сам пришел! У нас есть сообщество, но каждый пролазник — одиночка, мы не распоряжаемся друг другом. Я почуял, что здесь будет беда, и что надо все выяснить… важным это показалось. Другие пролазники тоже почуяли, но большинство испугались… их можно понять. Тут смертельная опасность, вот и предпочитают они сидеть в других мирах.
— А ты — не испугался? Не почуял опасность?
— Испугался… Через страх пролез в… в ваш мир.
— А миры… сколько их?
— До сих пор считаем. Много, может быть — бесконечно много.
— Да… А ваше чутье… ты — провидец?
В ее голосе послышался уважительный трепет.
— Вряд ли можно назвать пролазника провидцем. Во-первых, нам открыто только наше будущее. А во-вторых… слабое оно, наше чутье. Предупреждает об опасности, но часто бывает так, что непонятно, откуда опасность грозит. Или чутье может подсказать, какой из нескольких путей самый верный, но если вообще никаких путей не видишь, то и чутье бесполезно. Почти бесполезно. И подводит иногда чутье, когда слишком устанешь, или испугаешься. Или обрадуешься.
Хельги помолчала, разглядывая Карлоса. Оглянулась вокруг, на безлюдные шестиэтажки, зачем-то посмотрела на небо… понятно, зачем — убедиться, что оно голубое. Задала следующий вопрос:
— Где мы?
— Мы, пролазники, называем этот мир… эту вселенную миром Ковкого Стекла. Местные по-другому называют. По-разному, здесь живет много разных народов, и у каждого — свой язык. Это хороший мир, спокойный, мирный… развитый. Здесь есть коляски, которые ездят сами, есть летающие машины, мыслящие машины… Тебе здесь понравится.
— Понравится, — повторила Хельги без эмоций. Посмотрела на собаку, пробормотала:
— Это последний желтоглаз.
И заплакала. С таким темпераментом ей грозит смерть от обезвоживания.
Но понять женщину можно, ей наверняка есть, о чем плакать. Даже подумать страшно, чего она насмотрелась… и что сама делала в последние дни. К примеру, может быть, что она убила своих детей.
Карлосу захотелось успокоить Хельги. Обнять, слова какие-то подобрать. Рассказать, что желтоглаз — не последний, пролазники протаскивали этих гигантских собак из ее мира, даже где-то начали разводить. Ведь наверняка еще предстоят женщине проблемы. В основном — психологического плана, в мире Ковкого Стекла можно неплохо устроиться. Архинский язык Хельги знает, значит, ей будет полегче. Здесь, на полуострове Каурс, по-архински говорит едва каждый сотый, но есть и другие страны, где этот язык основной. А вот смириться и жить дальше…
У Карлоса тоже было поганоенько на душе. Что странно. Конечно, после всех увиденных ужасов на душе не может быть легко и спокойно, но, насколько Карлос себя знал, уже должно полегчать, раз все осталось позади.
Прислушался к себе и сразу понял, что ощущение смертельной опасности не исчезло. Кажется даже, что наоборот, усилилось. Как будто времени мало, и все меньше. Непонятно, что нужно делать — то ли бежать, то ли искать что-то… не дай всевышний, искать придется в мире Ледяной Цветок.
— Мне надо позвонить, — сказал Карлос Хельги. Та не поняла, в ее мире не было телефонов, не додумались. Только система фонарей-семафоров на вышках, которая, тем не менее, охватывала значительную часть планеты.
Оглянулся вокруг, подошел к дереву, на котором повесил перед походом в мир Ледяной Цветок свой альмоб — распространенный в мире Ковкого Стекла универсальный коммуникатор. Небольшая разница законов природы (точнее — некоторых химических констант) в разных мирах на человеческий организм не действует, а вот сложная техника слишком часто выходит из строя. Да и синтетические материалы могут рассыпаться в пыль, стать из твердых жидкими, загореться и даже взорваться. Сюда, в мир Ковкого Стекла, невозможно пронести металл — рассыплется в порошок. В мире Лаптежников похожие проблемы, но там хотя бы алюминий и магний более-менее сохраняют свойства, а здесь и этого нет. Но местные выкрутились, научились варить стекло, которое сохраняет ковкость даже на морозе, и развили на его основе сложную технику, вплоть до космических кораблей и компьютеров. За что их мир и получил такое странное название.
Карлос оставил коммуникатор в мире Ковкого Стекла — опасался, что выйдет из строя. Все равно в мире Ледяной Цветок некому звонить.
А здесь — есть кому, Тефори, местному пролазнику-ученому. Безопаснее с точки зрения секретности послать шифрованное сообщение, а не общаться напрямую голосом. Но — нет времени. Быстро ввел адрес, дождался ответа:
— Тефори, — голос усталый и напряженный. Видимо, местного пролазника тоже мучают тяжелые предчувствия.
Карлос предельно сжато доложил:
— Я только что вернулся из мира Ледяной Цветок, вывел оттуда женщину. Она сказала, что массовые самоубийства связаны с приходом Дролло. Началось все с того, что в некоторых местах все живое было уничтожено мощными пучками жесткого излучения, потом астрономы обнаружили некий объект, женщина может сказать только, что он есть, но его не видно, и что он съест весь мир…
— Нейтронная звезда, — спокойно перебил Тефори. Нехороший у него в голосе покой, тихоомутный.
Карлос — не астрофизик, но о нейтронных звездах знал. Что они весят, как Солнце, но размером — не больше десятка километров. Что состоят из одних нейтронов, потому что электроны с протонами послипались. Что вещество обычной планеты для них почти не отличается от вакуума. И что при столкновении с планетой нейтронная звезда полностью планету поглотит, причем — почти мгновенно. Всосет и не заметит.
— Но как она может быть невидимой? — быстро спросил Карлос. — Я не астрофизик, да и у тамошних астрономов инструменты так себе. Но ведь на их небо не только местные смотрели, наши тоже. Лазил же туда этот, как его… ну, со своим надувным радиотелескопом, как раз нейтронные звезды искал… они же излучают в радиодиапазоне!
— Только быстровращающиеся, — сказал Тефори. — Лингвен действительно носил в мир Ледяной Цветок радиотелескоп, специально для того, чтобы исследовать нейтронные звезды. И действительно ничего не заметил, но если звезда не вращается — ничего удивительного. Понимаешь, совпадает: невидимый объект на небе, который съест весь мир, да еще облучает его пучками рентгена.
— А рентген откуда?
— Выделяется при поглощении нейтронной звездой обычного вещества. Метеоритов, и так далее.
— И эти лучи два раза попали в планету?
— Наверняка — больше. Эти два раза — только те, про которые известно. Луч попал в населенные места, в пределах их системы фонарей-семафоров. А если учесть, что системой охвачена всего одна десятая часть суши, а суша там — всего треть планеты, то…
— То уже шестьдесят раз… Мощно излучает. А это нормально для нейтронной звезды? Ведь большинство лучей в никуда ушли…
— Сложно сказать, зависит от многого. Например, нейтронную звезду могут сопровождать разные
