И жил на облаке с нею.
В последней главе поэмы моей
Я подражаю местами
Финалу 'Птиц'. Это лучшая часть
В лучшей отцовской драме.
'Лягушки' -- тоже прекрасная вещь.
Теперь, без цензурной помехи,
их на немецком в Берлине дают
Для королевской потехи.
Бесспорно, пьесу любит король!
Он поклонник античного строя.
Отец короля предпочитал
Квакушек нового кроя.
Бесспорно, пьесу любит король!
Но, живи еще автор, -- признаться,
Я не советовал бы ему
В Пруссию лично являться.
На Аристофана живого у нас
Нашли бы мигом управу,-
Жандармский хор проводил бы его
За городскую заставу.
Позволили б черни хвостом не вилять,
А лаять и кусаться.
Полиции был бы отдан приказ
В тюрьме сгноить святотатца.
Король! Я желаю тебе добра,
Послушай благого совета:
Как хочешь, мертвых поэтов славь,
Но бойся живого ноэта!
Берегись, не тронь живого певца!
Слова его -- меч и пламя. Страшней,
чем им же созданный Зевс
Разит он своими громами.
И старых и новых богов оскорбляй,
Всех жителей горнего света
С великим Иеговой во главе,-
Не оскорбляй лишь поэта.
Конечно, боги карают того,
Кто был в этой жизни греховен,
Огонь в аду нестерпимо горяч,
И серой смердит от жаровен,-
Но надо усердно молиться святым:
Раскрой карманы пошире,
И жертвы на церковь доставят тебе
Прощенье в загробном мире.
Когда ж на суд низойдет Христос
И рухнут врата преисподней,
Иной пройдоха улизнет,
Спасаясь от кары господней.
Но есть и другая геенна. Никто
Огня не смирит рокового!
Там бесполезны и ложь п мольба,
Бессильно прощенье Христово.
Ты знаешь грозный Дактов ад,
Звенящие гневом терцины?
Того, кто поэтом на казнь обречен,
И бог не спасет из пучины.
Над буйно поющим пламенем строф
Не властен никто во вселенной.
Так берегись! Иль в огонь мы тебя
Низвергнем рукой дерзновенной.
КОНЕЦ
Германия
Из вариантов и дополнений
ПРЕДИСЛОВИЕ
В рукописи после слов: '...а не детям его берегов' -- имеется следующий абзац:
Прежде всего нужно вырвать когти у Пруссии. Выполнив эту задачу, мы при всеобщей подаче голосов изберем какого-нибудь честного человека, обладающего необходимыми качествами для управления честным трудовым народом.
После слов: '...то, что начали французы':
...великое дело революции -- всемирную демократию, когда мы осуществим идею революции до конца, во всех ее последствиях.
В рукописи ранее стояло:
ПРОЩАНИЕ С ПАРИЖЕМ
Прощай, Париж, прощай Париж,
Прекрасная столица,
Где все ликует и цветет,
Поет и веселится!
В моем немецком сердце боль,
Мне эта боль знакома,
Единственный врач исцелил бы меня
И он на севере, дома.
Он знаменит уменьем своим,
Он лечит быстро и верно,
Но, признаюсь, от его микстур
Мне уж заранее скверно.
Прощай, чудесный французский народ,
Мои веселые братья!
От глупой тоски я бегу, чтоб скорей
Вернуться в ваши объятья.
Я даже о запахе торфа теперь
Вздыхаю не без грусти,
Об овцах в Люнебургской степи,
О репе, о капусте,
О грубости нашей, о табаке,
О пиве, пузатых бочках,
О толстых гофратах, ночных сторожах,
О розовых пасторских дочках.
И мысль увидеть старушку мать,
Признаться, давно я лелею.
Ведь скоро уже тринадцать лет,
Как мы расстались с нею.
Прощай, моя радость, моя жена,
Тебе не понять эту муку.
Я так горячо обнимаю тебя -
И сам тороплю разлуку.
Жестоко терзаясь, -- от счастья с тобой,
От высшего счастья бегу я.
Мне воздух Германии нужно вдохнуть,
Иль я погибну, тоскуя.
До боли доходит моя тоска,
Мой страх, мое волненье.
Предчувствуя близость немецкой земли,
Нога дрожит в нетерпенье.
Но скоро, надеюсь, я стану здоров,-
Опять в Париж прибуду.
И к Новому году тебе привезу
Подарков целую груду.
ГЛАВА III
В рукописи вместо строф 16-й и 17-й стояло:
С Ахенсхой почты опять на меня
Проклятая глянула птица -
Сам королевский прусский орел,-
С какой он злобой косится!
Крылатая черная жаба, -- нигде
Не сыщешь мерзостней гада!
Меня воротит всякий раз
От одного ее взгляда.
Б рукописи после строф 18-й и 19-й стояло:
И голое чучело твое
Я вздерну на кол дубовый,-
Сходитесь, тогда для потешной стрельбы,
Вы, рейнские птицеловы!
Любой, кто птицу сшибет для меня,
Получит венец и державу,
