- Но, господин полковник...
- Генрих, в данный момент нам он не нужен.
Заметив недоумение на лице Хольтица, полковник Дитрих снисходительно похлопал его по плечу.
- Настоящий контрразведчик должен всегда иметь в виду перспективу. Русская разведгруппа доложила в свой штаб все, что мы им разрешили увидеть. Думаю, что этого вполне достаточно, чтобы дезинформация сработала. Надобность в услугах русских разведчиков отпала, поскольку чересчур обильная информация и удивительная легкость, с которой ее добыли, может насторожить полковника Северилова. То, что группа исчезла, не вызовет особого беспокойства: уже седьмая по счету и более удачливая все-таки кое-что прояснилось. Теперь для нас вопрос состоит только в том, чтобы надежно закрыть линию фронта для других русских разведгрупп и подтвердить информацию лейтенанта Маркелова. А вот по поводу этих русских разведчиков... - полковник Дитрих прошелся по комнате. - Понимаешь, Генрих, после спецобработки мы получаем искалеченное тело, а нам нужно заполучить искалеченную душу славянина. Вернее, не искалеченную, а исправленную в нужном для нас аспекте. Вот это и есть перспектива.
- Простите, господин полковник, я не совсем понял: вы хотите их перевербовать?
- А почему бы и нет, Хольтиц? Война еще не закончена, и для нашей победы все средства хороши. Мы, к сожалению, мало занимались подобной работой с фронтовой разведкой противника. Русский разведчик знал, что в плену его участь незавидна - допрос и расстрел. Поэтому выбор у него был, как видишь, небогат, и он дрался до последнего.
- А если Маркелов ответит отказом?
- Это ничего не изменит. Возможно, так и будет. Не будем особо огорчаться. Нужно терпеливо работать, Генрих, всего лишь. Одного-двух из них мы должны, если можно так выразиться, перевоспитать. Главное, посеять в их души надежду выжить, а уж всходы нужно будет лелеять заботливо и целенаправленно. Пашню мы подготовили - дезинформация отрезала им пути назад. Исправить положение невозможно, значит, необходимо искать выход. Вот мы им этот выход и предложим.
Полковник Дитрих надел фуражку и направился к двери.
- В шестнадцать я буду здесь, Хольтиц. Хорошо присматривайте за русскими. И пусть будут с ними по возможности вежливыми и предупредительными - это производит впечатление...
* * *
Капрал Виеру лежал на охапке прошлогодней соломы и предавался горестным размышлениям. Еще утром куда-то забрали Берческу. Из головы не выходила и неверная Мэриука. Изредка Георге вспоминались подробности драки с немецкими солдатами: чем все это закончится? Немцы скоры на расправу...
Лязгнул засов, дверь камеры отворилась, и два эсэсовца небрежно швырнули на солому окровавленного человека. Когда охранник замкнул камеру, Георге подошел к новому узнику поближе и только теперь рассмотрел, что это русский солдат. Он был без сознания.
'Вот сволочи!' - зло обругав про себя эсэсовцев, Виеру подложил раненому под голову побольше соломы, осторожно повернул его на бок и принялся искать место ранения. Нашел с трудом - гимнастерка и нательная рубаха были заскорузлыми от засохшей крови.
Не мешкая, он снял свое белье, порвал его на бинты, как сумел промыл водой тело вокруг ран и хорошо перебинтовал спину и грудь русского солдата.
- Во-ды... - прошептал тот, не открывая глаз. - Пи-ить...
- Что? - обрадованно подскочил к нему Георге. - Чего ты хочешь? Георге в отчаянии пытался угадать, что говорит русский.
- Во-ды... Во... А-а-а... - застонал русский.
'Может, воды?' - бросился Виеру к бачку возле двери, нацедил полную кружку и, осторожно приподняв голову раненого, принялся понемногу вливать воду в запекшиеся губы. Русский глотнул раз, другой, затем жадно припал к кружке и осушил ее до дна; бессильно откинувшись на солому, он некоторое время лежал неподвижно, словно собираясь с силами, потом открыл глаза и посмотрел на обрадованного Георге.
- Где... я? - Слова прошелестели, как легкое дуновение ветерка.
- Я солдат! - ударил себя в грудь Георге. - Понимаешь, солдат. Румын я! Георге Виеру.
- Что... со мной?
- Я Георге Виеру, румынский солдат! Ру-мы-ни-я, - по слогам выговорил Георге.
- Румын... - наконец понял раненый и в изнеможении закрыл глаза. Плен...
На этот раз и Георге понял, что сказал русский, но свою радость по этому поводу выражать не стал - молча присел рядом с ним и тяжело вздохнул...
Перед обедом звякнуло окошко, и в нем показалось лицо офицера. Георге сделал вид, что не заметил его, - закрыл глаза и притворился спящим.
- Господин капитан, здесь румынский капрал, - голос охранника.
- В другую камеру, - приказал офицер.
- Некуда, - заупрямился охранник. - Полчаса назад получили новую партию, все будет забито.
- Ладно, черт с ними, - выругался офицер. - Здесь места всем хватит. Русские, румыны - все равно...
Когда за Алексеем захлопнулась дверь камеры, его тут же сжали в объятиях.
- Живой!! - Татарчук сиял от радости и гладил Маркелова, словно маленького ребенка.
- От бисови очи... - ворчал похожий на оборванца Пригода, смахивая украдкой слезу.
Степан Кучмин молча ткнулся лицом в грудь Маркелова и отошел в глубь камеры.
- Николай... плох, - негромко молвил, не глядя на старшего лейтенанта.
Ласкин, успокоенный присутствием товарищей, лежал в полузабытьи, изредка постанывая.
- Ласкин, ты меня слышишь? - склонился над ним Маркелов.
Ласкин открыл глаза и, увидев Алексея, попытался улыбнуться.
- Ко-ман-дир... - прошептал он с трудом и снова прикрыл веки.
Маркелов стиснул зубы и отвернулся, на глаза ему попался Георге, который скромно примостился в углу камеры.
- А это кто? - спросил он у Татарчука.
- Капрал румынский.
- Подсадка? - шепнул старшине на ухо Маркелов.
- Не похоже. С какой стати?
- А вот с какой... - Старший лейтенант отошел в другой конец камеры. - Идите сюда. - И рассказал разведчикам о предложении полковника Дитриха.
- Вот фашистская морда! - Татарчук даже задохнулся от ненависти. - За кого нас принимает...
- Что теперь? - пытливо посмотрел на Маркелова Степан.
- Поэтому и хотелось вас всех увидеть. Может, в последний раз...
- Э-э, нет, командир, - Татарчук упрямо тряхнул головой. - Рано хоронишь и себя, и нас. Подумаем.
- Тут и думать нечего... - Кучмин оглянулся на Георге, который прислушивался к их разговору. - Эй, парень! Подойди сюда.
- Не понимаю, - растерянно развел руками Георге.
- Что он говорит? - поинтересовался Татарчук.
- Я разбираюсь в румынском так же, как и ты, - ответил ему Кучмин. Может, знает немецкий язык?
- Поговори с ним, - поколебавшись, сказал Маркелов, решив, что терять теперь уже все равно нечего.
- О-о! Как хорошо! - обрадовался тот. - Господин знает немецкий!
- Какой я тебе господин! - возмутился Степан. - Господа нас в эту камеру посадили. Расскажи нам, кто ты и как сюда попал?
Пока Георге сбивчиво рассказывал о своих злоключениях, Маркелов, глядя на его открытое, довольно симпатичное лицо, пытался уловить в голосе хотя бы одну фальшивую нотку, но тщетно - судя по всему, капрал говорил правду.
- Нужно попытаться, командир... - горячо зашептал Татарчук. Последний шанс. Кто-нибудь из нас обязан дойти к своим, даже если для этого потребуется жизнь остальных...
Георге видел, что русские что-то задумали. Неужели попытаются бежать? Немыслимо! Охрана, пулемет на вышке, возле ворот пост... Нет, нужно предупредить! Это верная смерть!
- Послушайте! - подскочил он к Кучмину. - У вас ничего не выйдет! Георге скороговоркой выпалил свои
