клубочек белого дыма. Просто рука хлопнула по подушке, и в дырочку выпорхнула щепотка пушинок. Просто лопнула от порыва ветра головка одуванчика.
Первым заметил добычу гарпии племянник Бузонни Ринальто Павезе. Самому Бузонни в этот жаркий день нездоровилось, и он лежал на диване с холодным полотенцем на лбу.
Ринальто увидел тень за окном, услышал хлопок крыльев и, выйдя на балкон, увидел птицу, остервенело клюющую белое тельце.
- Дядя Умберто! - закричал Ринальто. - Сальма поймала голубя!
Это было сказано по-итальянски.
- Пусти ее в клетку и дай воды, - прохрипел Бузонни, медленно опуская ноги на пол в поисках шлепанцев.
Выйдя на балкон с больной головой, щурясь от солнца, Бузонни сразу заметил то, чего не увидел Ринальто. К правой лапке мертвого голубя была примотана гильза.
- Мамма миа! - пробормотал Умберто и, взяв в руки трость, отогнал птицу. Гарпия злобно клюнула трость.
Через несколько минут на столе Муравьева зазвонил телефон.
- Есть, господин штабс-капитан! - жарко прохрипел Бузонни.
- Что есть? - Муравьев цепко глядел на Колегова, который пил чай. Говорите ясней!
- Сальма поймала почтовика. С гильзой...
- Вас понял, Умберто! Быстро и осторожно достаньте содержимое. Вы поняли меня? И прочитайте, что там написано.
- Я уже достал.
- Так читай же, Умберто!
Муравьев взял карандашик.
- Учителю, точка. Цифра 25. Мост, точка. Цифра 7, точка и подпись: Мсн, прочитал антрепренер, с ужасом догадавшись, что цифра 25 означает не что иное, как завтрашний день - 25 августа.
- Отлично, Умберто, отлично. Я посылаю к вам ординарца и поздравляю вас от имени освободительной армии.
- Больше не выпускать? - спросил Бузонни, у которого от догадки сразу прошла головная боль.
- Можно не выпускать, - Муравьев возбужденно откинулся в кресле. Он был счастлив. Дьявольская затея обернулась дьявольской удачей.
- Вот видите, Петр Иванович, - медленно сказал штабс-капитан, наслаждаясь эхом победы, - одним вопросом стало меньше. Логика всегда побеждает хаос. А глупость всегда карается разумом.
Муравьев потянулся за папироской и закончил свою фразу так:
- Вы, по-моему, отъявленный неудачник, товарищ Учитель. Ну, посудите сами. Некий Мен приказывает вам завтра, насколько я понимаю, в 7 часов утра, вместе с вашими друзьями атаковать мост, а вы рассиживаетесь у меня в кабинете да еще чаи гоняете! Ха-ха.
Потом штабс-капитан Муравьев поймет, что вот этого-то как раз и не стоило говорить ни в коем случае.
Но удача многих делает глупцами.
Колегов поставил стакан на край стола,
Теперь он знал, что должен сделать.
Колегов твердо поставил стакан на край стола - теперь он знал, что необходимо сделать.
Он стал торговаться.
- Господин штабс-капитан. В ответ на вашу полнейшую доверительность я не буду кривить душой. Вы знаете все. Почти все. Отрицать вашу победу бессмысленно, поэтому я хотел бы предложить вам соглашение. Оно основано на законах логики, которую вы, как я понял, исповедуете.
- Вы проницательная умница, Петр Иванович. С вами было бы приятно поболтать.
- Как вы сами понимаете, сообщить вам фамилии всех членов организации я не могу. Если я скажу вам, что просто не знающих, что таков принцип конспирации, вы мне не поверите. Но, увы, я действительно знаю лишь немногих...
- Что вы предлагаете? - с раздражением перебил Муравьев.
- Сегодня вечером должно состояться первое расширенное заседание штаба нашей организации. Не удивляйтесь, приказ об этом я успел передать связному еще до ареста. Сегодня соберутся все руководители пятерок и, по существу, впервые узнают друг друга окончательно.
'Писарь ничего не сообщил об этом, - подумал Муравьев, - дешевый трюк?'
- Дешевый трюк, Петр Иванович, - перебил он, - мне об этом ничего не известно.
- Да, господин штабс-капитан, пока вам ничего не известно. Боюсь, что об этом вы узнаете только завтра... Но будет поздно.
- Почему вы так уверены? - насторожился Муравьев
- Я ведь тоже немного контрразведчик. Восемь лет подпольной работы большой срок. Понятно, что мой арест и все ваши сведения - дело рук агента, по-нашему - провокатора. Связному дана команда сообщить о срочном сборе членам ревштаба буквально за час до условного времени, и боюсь, что ваш человек не успеет связаться с вами.
'Пожалуй, логично'.
- Только не ломайте комедий, Петр Иванович... Итак?
- Итак, мне нужно алиби. Я сообщаю вам адрес и час явки. О моем аресте никто еще не знает, кроме вашего человека. Так?
- Короче, Петр Иванович!
- Вы привозите меня по нужному адресу. Дом, разумеется, будет окружен. Дадите мне открыть совещание, а затем арестуете вместе со всеми. И я, как говорится, буду чист...
- Браво, товарищ большевик, - засмеялся Муравьев, посасывая папироску.
- Когда у вас в руках будет весь штаб, - продолжал Колегов, - зачем вам остальные? Без головы рыба не плавает. Никто и носа не высунет завтра.
Муравьев задумчиво покусывал карандашик.
- Вы не ответили на мой третий вопрос, Петр Иванович?
- Отвечаю. Никакого нашего агента в штабе Добровольческой армии нет. Я нарочно распускал эти слухи, для укрепления боевого духа товарищей.
- Я догадывался, что это - ложь, - сказал Муравьев, - в штабе одна белая кость. Они не станут пачкаться в большевистской грязи... Больше условий нет?
- Нет.
- Я согласен... Адрес и час?
- Минутку, господин штабс-капитан. Дайте честное слово дворянина, что отпустите меня сегодня же ночью. Муравьев скривился.
- А вы, я вижу, трусоваты... Так вот. Я не даю особых честных слов большевикам. Достаточно и того, что я уже обещал. Итак, адрес и час?
- Монастырская, дом 16. У Филиппа Дыренкова в 9 часов вечера.
- Пароль?
- Балтика.
Муравьев помолчал.
- Что ж, Петр Иванович, домик мы окружим очень надежно. Это я вам гарантирую. А чтоб не было фокусов, товарищ большевик, я пойду с вами. Муравьев насмешливо скривил губы. - Посижу с подпольщиками, послушаю товарищей, вас покараулю.
- Со мной? - растерялся Колеров.
- Да, с вами! - зло расхохотался Муравьев. - Как верный московский агент из штаба генерала Деникина,
И крикнул вдруг через всю залу (хотя можно было просто громко сказать):
- Фролов! Уведи!
В этом истеричном вскрике проступил мгновенный испуг, с каким Муравьев внезапно ощутил возможные последствия своего решения. Сквознячок риска... Но, поймав себя на пугливом движении души, Муравьев
