мансарды и сбросила с нее тюфяк и подушку. Не могу я спать на матрасе, на котором спал этот... старший уполномоченный.
Он правильно понял намек. Встал, расправил свою толстовку, сгоняя складки на спину. Вояка тоже...
Скрипучая лестница сыграла отходную прежнему хозяину мансарды. А я пошла на кухню, раскрыла там все шкафчики, но обнаружила только две кружки с отбитой эмалью, полкило сушеного гороха и пачку соли. Да уж, быт придется начинать воистину с нуля. Ну ничего, мы запасливые. В чемодане у меня батон сухой колбасы, кулек конфет, хлебцы и чай. Пока в кружке закипала вода, я сидела на подоконнике и обирала крупную черную шелковицу, которой оказались усыпаны ветви старого дерева, заглядывающие прямо в окно кухни. Ей-богу, обед получается совсем неплохой.
- Эй, привет!
Среди листвы появилось веселое лицо, украшенное рыжими вихрами.
- Привет...
- Ты теперь здесь жить будешь? Я видел, ты с пожитками пришла. А этот... где?
- Слушай, ты влезай сюда, карниз там хлипкий, я видела.
- А чаем угостишь?
- Обязательно. Только воду надо греть в другой кружке, чайника-то нету.
- Это мы враз!
И он перемахнул через подоконник. Был это худой гибкий парнишка лет восемнадцати, одетый в оливковые шорты, полукеды, цепочку с медальоном и линялый шейный платок.
- А ты откуда приехала?
- Из Москвы.
- Ого! Здорово! Нет, это классно, что ты теперь тут жить будешь. Соседи, как узнали, что старикан съезжает, обрадовались.
- А что так?
- Да ну... осточертел всем. Уж больно поучать любил. И жалобы обожал писать. А меня так и вообще видеть не мог.
- Представляю себе. У тебя ведь наверняка маг, гитара, мотоцикл и два десятка друзей. Шуму!
- Все точно. А ты что, тоже шума не любишь?
- Да нет... я не к тому. Когда плохо поют не люблю. Ты где живешь-то?
- А тут же, на втором этаже. А тебя как зовут?
- Зовут? Ольгой...
Звали меня совсем не Ольгой, но теперь это имя будет моим на долгие годы.
- А меня Кешкой. Слушай, это, конечно, все очень вкусно, но не собираешься же ты питаться одними конфетами?
- В общем-то, нет. Я мясо люблю.
- Ага. Я тоже. Пойдем, я тебе магазины покажу, которые поблизости. Тебе же туда каждый день ходить придется.
- Да я прибраться хотела...
- Ты одна не управишься. Давай так - я сейчас кое-кому звякну, через час все будут здесь, а мы пока пожрать чего купим. Идет?
- Постой, постой, кто здесь будет?
- Да разные. А я тряпок у матери попрошу, порошка там, соды.
Словом, он меня уговорил. Пока я переодевалась, он звонил этим самым 'разным'. И когда мы вернулись из магазинов, нагруженные хлебом, маслом, баклажанами, перцем, огурцами, картошкой, сыром, копченой ставридой - чем угодно, но только не мясом, - на ступеньках сидело пять парней и три девушки. Я сразу отказалась от мысли запомнить их по именам - это было невозможно, так они мелькали, орали, бегали и стояли на голове.
Кешка, к моему удивлению, выгнал всех из кухни и сам, принялся возиться у плиты. Вскоре оттуда поползли такие запахи, что как-то сразу вспомнилось: а ведь весь месяц выпускной экзаменационной сессии я питалась почти исключительно пирожками и бутербродами. Кешкина команда между тем в два счета выкинула из мансарды все барахло, включая тюфяк и подушку, обмела стены, вымыла окна, двери и полы, починила лестницу и даже цветы полила. Невероятно, но скоро мансарда буквально заблестела. Два парня потребовали у меня денег, сбегали в магазин и принесли новенькие одеяло, подушку и два комплекта постельного белья. Не забыли и веселенький чайничек с цветочками, и полдюжины стаканов, и сахарницу, и дешевые чайные ложки, и вилки... Целое приданое! Не забыли и три бутылки совсем легкого дешевого вина.
Наконец гости мои с удовольствием расселись на прохладном свежевымытом полу, и Кешка внес из кухни противень, на котором шипело и брызгалось маслом самое вкусное блюдо из всех, мною когда-либо пробованных. Кешка поступил просто и остроумно: он мелко нарезал копченую ставриду и баклажаны, перец и помидоры, обжарил все это на противне и засыпал тертым сыром. Уговаривать никого не пришлось. Вкуснющую острую еду запили вином, которого досталось каждому по три глотка. А потом Кешка чинно попрощался и увел всех с собой.
Подозрительно деликатный мальчик, я-то уже приготовилась к тому, что сейчас появится гитара и начнутся посиделки до утра - естественная моя плата за помощь.
Но они ушли. И слава Богу - я устала. Застелила постель, влезла под одеяло и еще раз осмотрела свое жилище. Что ж, неплохо. Стол есть, на нем лампа, стул этот я завтра же выкину. Кушетка еще послужит - ребрами чувствую, пружины крепкие. А вот картотеку надо бы спрятать с глаз долой, у меня же люди бывать станут, а тут эти ящики с бланками. Хорошо бы компьютер, а то все по старинке работаем. Эх, бедность наша...
Ворковала горлица на карнизе. Рассветный ветер тронул ветви шелковицы, черные ягоды просыпались на пол и подоконник. За воротами кричала молочница.
Я выглянула во двор. Возле столика для домино разминался Кешка. Он двигался очень быстро и совершенно бесшумно, присев пружинисто, проделывал короткие серии ударов по воздуху, лягался тощими ногами. Новомодные веяния и сюда докатились... Кешка играл в Черного Дракона.
Он поднял голову и увидел меня. Помахал рукой, изобразил совершенно уже головоломный финт и шепотом - было все-таки еще очень раннее утро завопил:
- Меня мать на рынок гонит, пойдем вместе?
Ну что ж, пойдем.
На рынке мы быстро укупили все по списку Кешкиной матери, съели по большущей горячей лепешке. Я тоже наполнила корзинку, не удержавшись от соблазна покупать вишни за рубль кило и мелкие желтые сливы по восемьдесят копеек.
Было воскресенье, и Кешке не терпелось избавиться от домашних повинностей - он уговорился с друзьями поехать на побережье. Пригласил и меня. Пришлось отказаться, как ни хотелось окунуться в соленую упругую волну. Я еще никогда не видела моря... Мелькнула в окне вагона какая-то серая лужа, но это ж не море...
Быстро же я отогрелась после Москвы: в полдень высунула нос на улицу и поняла, что не хочу я лезть в это пекло. Город притих. Полдень.
Полдень... Сильно, терпко пахнут цветы, над раскаленным асфальтом струится кипящий воздух, голуби толкаются у лужицы возле водоразборной колонки, посреди двора в тени старого тутовника валяется ошалевшая кошка, которая смотрит на голубей прямо-таки с отвращением.
Полдень... У бочки с теплым квасом спит продавщица, осы лениво ползают по лотку, поблескивая слюдяными крылышками. Проехала поливальная машина, россыпь капель задела ноги продавщицы, но она не проснулась, только дернула ногой, уронив босоножку. Прошла дама под белым зонтиком, четко стуча каблучками, ровно ставя изящную туфлю, презирая жару. Остановилась под каштаном, прикрываясь его корявым стволом, оглянулась смущенно и сняла свои красивые туфли, освобождая красные распаренные ступни. И дальше пошла босиком. Пламенный полдень.
Пойду в город вечером. А пока займусь полезным делом: посмотрю картотеку.
Я выставила на стол ящики, вынула из них стопки желтых библиотечных карточек. Над ними
