Щелкает дверь, и на крыльцо выходит Чура.
— Можете заходить. Подождете в кухне. Там Бык ее сейчас дерет, потом я пойду.
В кухне под потолком горит тусклая лампочка. Мебели почти никакой, только закопченная плита, облезлый стол и табуретки, а вдоль стен выставлены пустые бутылки. Садимся на табуретки к столу. На нем хлебные крошки, пустая бутылка — наша — и три стакана.
Приходит Бык с довольной улыбкой.
— Ну как? — спрашивает Чура.
— Все класс.
Чура уходит. Бык садится к столу, достает пачку «Беломора» и вытаскивает одну папиросу.
— Дай мне, — говорю я.
— Ты ж не куришь.
— Иногда.
— Ссыканул немного, а?
Он сует мне пачку. Я вытаскиваю беломорину, закуриваю. Джоник смотрит в окно, за которым ничего не видно: уже стемнело. Сердце бьется часто и сильно, стучит пульс, и снова хочется срать.
— Кто первый, ты или я? — спрашиваю я Джоника.
— Давай я.
— Ладно.
Чура приходит, Джоник встает.
— Вон в ту дверь, — показывает Чура.
Его долго нет. Минут пятнадцать, как ушел. Или двадцать. Или полчаса. Чура и Бык молчат. Видно, что они уже «хорошие». Блядь, как он долго. Скорее бы все это кончилось. И домой. Спать.
Дверь открывается. Джоник. Я встаю. Прохожу через неосвещенную проходную комнату. В следующей комнате — кровать. И баба на кровати, под одеялом. Я ее узнаю: несколько раз видел на районе. Ей лет восемнадцать.
Я говорю:
— Привет.
Она не отвечает и даже не смотрит на меня. Мебель в комнате древняя и обшарпанная, на стенках — какие-то дурацкие чеканки и картинки — все бедно и убого. Только на трюмо — дорогая, по виду, косметика, и на другой кровати валяется несколько нормальных шмоток — наверное, ее.
— Хули целишься? — говорит она. — Времени мало. Снимай штаны.
Я расстегиваю джинсы и подхожу. Хуй не стоит. Мне вообще не хочется ебаться. Хочется только срать. Я стою перед ней. Майка закрывает хуй.
— Ты что, думаешь, я тебе буду дрочить? — говорит она. — Если хочешь, сам дрочи.
— Не хочу. Я натягиваю трусы и джинсы. Застегиваю замок и пуговицу. Выхожу из комнаты.
— Хули ты так быстро? — спрашивает Бык.
Я молчу.
— Что, не встал? Надо было задрочить, пока ждал. Вот что значит — первый раз. Ни хера не умеет.
Хохочут все трое, но мне больше всех хочется въебать Джонику. На кухню выходит она.
— Хули вы мне привели импотента?
Все опять начинают хохотать.
— А мы тебя что, не удовлетворили? — спрашивает Бык. — Вообще-то можем еще.
Она похабно улыбается.
Я вскакиваю, выбегаю из кухни, спускаюсь с крыльца, выхожу за калитку. Джоник догоняет меня.
— Ладно, не злись.
— Пошел ты на хуй.
— Сам пошел.
Гопники
I
Я, Вэк, Клок и Бык сидим на скамейке под навесом остановки. Много раз перекрашенная фанерная стенка в нескольких местах проломана — это пацаны показывали каратэ, — и на ней нацарапано «Рабочий — сила» и «Быра урод». Мы курим и плюем под ноги. Под скамейкой уже целая лужа слюней. Откуда-то выползает Жора. Это старый дурной алкаш, он шляется по району и собирает бутылки.
— Жора, смотри — бутылка! — кричит ему Вэк. Под нашей скамейкой и правда валяется бутылка из-под пива. Вэк перед этим бросил туда бычок, а потом пустил сопли. Жора наклоняется, и Вэк несильно бьет его по жопе. Мы смеемся. Жора оборачивается:
