мимо хода в ломбард, мимо двери в кабак,
мимо пыльных акаций и жалких лавчонок.
Мимо рынка и мимо солдатских казарм,
прочь, туда, где кончаются камни бордюра,
далеко за последний квартал, за пустырь,
где прибой катафалков, раздавшийся вширь,
гроб за гробом несет тяжело и понуро.
И в конце, на последнем участке пути,
вдруг сужается, чтобы застыть утомленно
у ворот, за которыми годы легки,
где надгробия и восковые венки
принимают прибывших в единое лоно.
УСЛОВНЫЙ ЗНАК
Проселком, не спеша, бреду.
Гадючий свист на пустыре.
Поди-ка, утаи нужду
дыра в одежке на дыре.
Так от дверей и до дверей
бреду с утра и до утра,
и только горстку сухарей
прошу у каждого двора.
А кто не даст ни крошки мне
того нисколько не браню:
рисую домик на стене,
а сверху дома - пятерню:
здесь не хотели мне помочь,
смотрите, вот моя рука.
Заметят это знак - и в ночь
сюда подпустят огонька.
x x x
Если хочет богадельщик
наскрести на выпивон,
то, стащивши из кладовки
инструменты и веревки,
на пустырь выходит он.
Там, где падаль зарывают
можно выкопать крота.
Воронье орет нещадно,
и, хотя уже прохладно,
голубеет высота.
Богадельщик в землю тычет
то лопатой, то кайлой.
Он владельца шкурки гладкой
зашибает рукояткой,
чтобы сразу дух долой.
Опекун скандалить станет
нализались, подлецы!
С кротолова взятки гладки:
лишь винцо шибает в пятки
хмелем затхлой кислецы.
УЖИН
Над домом вечер тяжко сник.
Скоблит колоду ученик,
и соскребает со столов
ошметья сала и мослов.
Шумят в пекарне за стеной.
Повсюду тяжкий дух мясной;
рабочий фартук, кровью сплошь
загваздан, стал на жесть похож.
Он замер с тряпкою в углу.
он видит, как бредет к столу
мясник, - старик, но будь-здоров,
и двое старших мастеров.
Зовут: мол, скромника не строй.
На блюде - шкварки. Пир горой.
Хозяйский пес слюну пустил.
Тут парню не хватает сил.
Он видит тучи синих мух,
он чует хлева смрадный дух,
блестит прилавок, словно лак.
Рука сжимается в кулак.
Один из младших мясников
глядит на парня: ишь, каков.
И, поучить решив уму,
дает затрещину ему.
Багровый след во всю скулу.
Парнишка тащится к столу,
и там, себя в руках держа,
глядит на лезвие ножа.
КРОВАТЬ
И после скитаний, и после труда
днем, вечером, ночью, короче, всегда
с терпеньем кровать ожидала меня,
собой половину жилья утесня.
От сырости и от мороза не раз
спасал меня этот подгнивший матрас,
хотя с голодухи качало порой,
хотя надувался водою сырой.
Но, видно, пришли окаянные дни
торчат у стены только козлы одни.
О место, где прежде стояла кровать
здесь женщинам долго уже не бывать.
Угрой, схорони! Возврати мне мечту,
мой потный матрас у меня в закуту!
Ложусь - и в отчаяньи пробую я
дождаться шарманщика Небытия.
МОТЫГА, ЗАСТУП, ДОЛБНЯ
На двор нисходит вечер, и почти
совсем темно становится в клети.
Запылены, в последнем свете дня
стоят мотыга, заступ и долбня.
Мотыга не ходила со двора:
картошку рыла с самого утра,
хозяйка с ней весь день трудилась впрок
и вот мешки набиты по шнурок.
И заступ тоже чести не понял
он целый день дорогу починял,
его под вечер, вымотан всерьез,
хозяин сгорбленный сюда принес.
В карьере наработалась долбня,
мельчила честно крошево кремня.
На небе день как раз сменился тьмой
хозяйский сын долбню принес домой.
Домой вернулись трое, все в пыли,
свой инвентарь, понятно, принесли.
Семья - в дому, и дремлют взаперти
мотыга, заступ и долбня в клети.
ПЕСНЯ ПО ЧАСАМ
К восьми над рынком - тишь, теплынь;
как сода, день истаял в синь;
в навозе тонут воробьи,
сидит громила в забытьи
у стойки.
Сойдется в десять цвет пивнух,
в гортань ползет коньячный дух.
Товар панельный в сборе весь,
но за деньгой в карман не лезь:
обчистят.
Вот полночь: наползает мрак,
