размораживают тебя, ты смотришь…
Гена. Что это ты делаешь?
Катя. Я? Это просто. Сейчас расскажу. Но только вставай! Иди сюда! Ну вставай! Сейчас же темно станет, так и будешь здесь сидеть?
А, это!… Сейчас… Видишь, деревья совсем застыли, а ночью будет еще холоднее. А тут ни печки, ничего же нет. А когда Я сделаю вот так
Гена. Ври!
Катя. Опять не верит! Их просто много, и я никак не успеваю… Главное, вот так плотно-плотно прижать руку и чтобы рука была теплая, главное, чтобы началось, чтобы хоть чуточку было тепла. Понимаешь? Ты попробуй. Сам почувствуешь, какое дерево принимает тепло, а какое нет.
Гена. У меня… видишь?… Замерзли.
Катя. Ну конечно, замерзли! Еще совсем отморозишь. Как играть потом будешь?
Гена. Хватит. Наигрался уже.
Катя. Ну чего ты? Пойдем, а? Мне тоже от тетки попадет, вон уже темнота какая. Ну? У тебя случилось что-нибудь, да? У меня тоже каждый день что-нибудь случается. Но я же живу, видишь? И замерзать не собираюсь. Ой, я вчера уронила дядькин мольберт, чуть ему новую картину не испортила. Мой дядька такие картины рисует – умрешь! Но и то ничего… Пойдем к нам, хочешь? Правда, пошли! Хочешь, я твою скрипку понесу?… И мне лучше. Если ты со мной придешь, меня не так ругать будут. Скажем, что мы нашли с тобой скрипку и ходили в театр спрашивать у музыкантов: не потерял ли кто скрипочку. Или скажем, что ехали на трамвае, а трамвай испортился и никак не мог остановиться… Ну чего ты? Идем! Ты же совсем синий!
Гена. Да не тяни ты меня. Не пойду. Я не синий.
Катя. Какой?
Гена. Ну рыжий, рыжий.
Катя. Ого-го! Надень, надень… Ну и что? Дразнят? Да? Ну дураки, и все! Не обращай внимания. Меня тоже дразнили. Когда я была маленькая и ходила в детский сад, то была очень толстая. И меня дразнили Жиртрест. Что такое Жиртрест, при чем тут Жиртрест – глупо ведь? А я не обращала внимания. Поплачу да и все. А внимания не обращаю.
Гена. Меня из школы хотят выгнать, и Лидия Ивановна из-за меня уходит. И вообще. Жизнь!…
Катя. Я так и знала, что у тебя неприятности.
Гена. «Неприятности»! Директор сказал: скрипка скрипкой, а математика математикой, слышать ничего не хочу! А Лидия Ивановна ему: не нарушайте воспитательный процесс, сама разберусь. А он ей: могли бы не делать мне замечаний при учениках. Ну, тут они поругались, даже про меня забыли…
Катя. Она справедливая?
Гена. Лидия Ивановна? Да ну их, все они!…
Катя. И ты ушел?
Гена. Замерзну тут лучше.
Катя. У тебя мать плохая? Она не любит, что ты играешь?
Гена
Катя. Подожди, какие дырочки? У нас таких нет.
Гена. Дырочки? Ну, внизу, в дверях, для вентиляции, что ли…
Катя. А, поняла. А чего бы в самом деле не пойти в Дом пионеров?
Гена. Я хожу. Но я привык в ванной. Там лучше получается. Резонанс. Ну, а они…
Катя. Но замерзать здесь тоже глупо, я тебе скажу! Мне, например, тоже не нравится жить у дядьки или у тетки Любы – я то там живу, то там, – но что делать, мы же не взрослые.
Гена. Не взрослые! А невзрослые не люди?
Катя. Да вообще-то конечно. Я тоже… Когда мне исполнится шестнадцать лет, я сразу уеду в Ленинград или в Москву. Но беспокойся, осталось немного. Или… или… Вот была бы я жена директора «Молнии».
Гена. Какой «Молнии»?
Катя. Ну кино «Молнии»!
Гена. А-а.
Катя. Представляешь? Во-первых, целый день, хоть десять сеансов подряд, смотри какие хочешь картины! И совершенно бесплатно! Прихожу, билетерши передо мной раскланиваются: пожалуйста, дорогая Катя, то есть Анна-Мария, пожалуйста, вот ваше любимое местечко в первом ряду! Я покупаю в буфете конфет подушечек, сажусь и смотрю себе сколько влезет! Представляешь? И про любовь, и про войну, и вообще… Слушай, Ген, ну ты же совсем замерз! С ума сошел! Дай-ка руку. Господи, видишь, у меня какие и у тебя какие! Идем, и все! Ну и руки! Льдышки!