– Господи, – вздохнул Лоуренс. – Вот дерьмо-то. Bullshit.
– Они в первый раз осмелились спуститься так низко.
– Их стало больше.
– Знаю, Жюльен мне сказал. О волках говорили в новостях, теперь это обсуждает вся страна. Животноводы заявили, что если и дальше так пойдет, то скоро и итальянские волки распробуют овечье мясо.
– God, – снова вздохнул Лоуренс. – Bullshit.
Он взглянул на часы, выключил камеру и с озабоченным видом двинулся к телевизору, стоящему в углу на большом ящике.
– Но есть и кое-что похуже, – грустно добавила Камилла.
Лоуренс резко обернулся, подняв подбородок и ожидая объяснений.
– Все говорят, что на сей раз, по-видимому, речь идет о звере, не похожем на других.
– Не похожем на других?
– Да, этот отличается от всех. Он гораздо крупнее. Необычайной силы, и челюсти огромные. В общем, таких еще не встречали. Просто чудовище.
– Ерунда какая-то.
– Так они говорят.
Лоуренс тряхнул головой, откинув назад светлые волосы. Он был потрясен.
– Твоя страна, – произнес он, немного помолчав, – гиблое место, отсталый край, населенный старыми придурками.
Канадец уставился в экран и принялся переключать каналы, ища какой-нибудь выпуск новостей. Камилла опустилась на пол, скрестила ноги, обутые в сапоги, и прислонилась спиной к коленям Лоуренса. Она сидела неподвижно, кусая губы. Волкам скоро придется несладко, и старику Августу тоже.
IV
В субботу и воскресенье Лоуренс прилежно просматривал всю центральную и местную прессу, отыскивая информацию о волках, да еще наведался в кафе, расположенное в нижнем конце деревни.
– Не ходи туда, – уговаривала его Камилла. – Они будут тебя доставать.
– Why? Почему? – раздраженно поинтересовался Лоуренс. Он всегда сердился, когда ему было неспокойно. – Это же и их волки тоже.
– Это не их волки. Это волки, с которыми возятся парижане, это злые духи, истребляющие их стада.
– Я-то не парижанин.
– Ты занимаешься волками.
– Я занимаюсь гризли. Гризли – моя основная работа.
– А как же Август?
– Это другое дело. Стариков надо уважать, а слабым помогать. У него никого, кроме меня.
Лоуренс не обладал ораторскими способностями и предпочитал обходиться жестами, улыбками или гримасами, как принято у опытных охотников и ныряльщиков: и те и другие вынуждены общаться беззвучно. Построить правильную фразу было для него настоящей пыткой, чаще всего он ограничивался более или менее понятными, но не слишком связными обрывками, лелея надежду, что какая-нибудь добрая душа закончит за него этот тяжкий труд. Может, он стремился скрыться в ледяных просторах, чтобы не слышать людской болтовни, может, наоборот, продолжительное пребывание в арктической пустыне отбило у него желание выражать мысли вслух, а из-за особенностей работы речевой аппарат сам собой разладился; во всяком случае, парень говорил очень мало, низко опуская голову и заслоняясь от собеседника падающей на лоб длинной прядью светлых волос.
Камилла, любившая транжирить слова не считая, с трудом привыкла к такому экономному способу общения. Впрочем, когда привыкла, почувствовала облегчение. Она слишком много говорила в последние годы, и разве ей это что-нибудь дало, кроме отвращения к себе самой? Вот почему молчание и сдержанные улыбки канадца неожиданно погрузили ее в состояние покоя и избавили от многих старых привычек, две из которых – рассуждать и кому-то что-то доказывать, – безусловно, были крайне вредными. Камилла не могла окончательно расстаться с увлекательным миром слов, но хотя бы заставила бездействовать ту значительную часть своего мозга, что прежде отвечала за убеждение других людей. Теперь этот аппарат доказательств тихо ржавел в дальнем уголке ее черепной коробки – усталое чудовище, никому не нужное, теряющее детали аргументов и обломки метафор. Теперь, рядом с молчаливым парнем, который шел своим путем, не интересовался ничьим мнением и не желал, чтобы кто-то комментировал его жизнь, мозг Камиллы словно проветрился и стал намного легче, как чердак, откуда разом выкинули годами копившийся хлам.
Она быстро записала на нотных линейках несколько тактов.
– Если тебе наплевать на них, на этих волков, почему ты хочешь пойти в деревню?
Лоуренс шагал взад-вперед по темной комнате: окна были закрыты деревянными ставнями. Заложив руки за спину, он бродил из угла в угол, задевая светлыми волосами за потолочную балку; у него под ногами то и дело жалобно поскрипывали шатающиеся плитки пола. Домишки южан строились не для здоровенных канадцев вроде Лоуренса. Левая рука Камиллы нерешительно пробегала по клавишам, ища нужный ритм.
– Знать бы, кто из них, – задумчиво произнес Лоуренс. – Кто из волков.
Перестав играть, Камилла повернулась к нему:
