Адвокат амазонки

слово Латынина отзывалось в ней глухой болью. – Родители Порошиной уже умерли, и нет никаких данных о том, что ее когда-нибудь усыновляли. Мать, по некоторым свидетельствам, работала техничкой в школе. Отец подвизался шофером, но пил горькую. Так и умер от алкогольного отравления. Жили они скромненько. Сами понимаете, им было не до усыновления чужих детей. Так что показания Алены – это вымысел от начала до конца.

– И что теперь будет? – спросила Лиза, уже представляя, как пылают сейчас ее щеки. Больше всего ей хотелось воскликнуть: «Что теперь будет со мной?» Судьба убийцы Бойко и мошенницы Алены интересовала ее меньше всего.

– Я написал кассационное представление и рассчитываю на то, что приговор отменят, – торжествующе произнес прокурор. – В отношении Порошиной будет возбуждено уголовное дело. Ну а вашего любимца Бойко будет судить новая коллегия присяжных, если, конечно, он не доверит дело профессиональному судье. Ну да бог с ними, есть ведь еще один человек, который может попасть под молотилку закона... и этот человек, как ни прискорбно мне об этом говорить, вы, Елизавета Германовна! Как случилось, что вы вошли в это несчастливое трио?

– Все, что я услышала от вас, является для меня новостью, – сказала Лиза твердо. – Я и предположить не могла, что меня используют. Как вы знаете, у защитника нет возможности проверить личность свидетеля. Для этого у нас есть правоохранительные органы. То, что вы не раскрыли свидетельницу еще в ходе судебного заседания, скорее всего, является не моей оплошностью, а вашей ошибкой.

Конечно, Лиза не хотела бросать государственному обвинителю вызов, ведь совсем еще недавно она была готова сама прийти к нему и поделиться некоторыми откровениями Бойко. Но она была бы никудышным адвокатом, если бы не сумела защитить саму себя. Тон, который выбрал для разговора с ней Латынин, равно как и его поспешность в выводах, не вызывал в ней желания сотрудничать.

– Что-то мне подсказывает, что изложенные мной факты не были для вас новостью, – сказал Латынин с кислой улыбкой.

– Я никогда бы не прибегла к лжесвидетельству как способу выиграть дело, – сказала она строго. – Жаль, что у вас не хватает профессионального чутья, чтобы понять, что я сейчас говорю вам правду. Но, как бы то ни было, я буду защищаться от нелепых обвинений в свой адрес. Думаю, что вам не удастся доказать преступность моих действий. Я просто защищала клиента.

– Разумеется, вы же адвокат, – зло усмехнулся Латынин. – Кому, как не вам, знать, что зацепить вас в этой ситуации сложно. Допускаю, что даже невозможно. Мне хотелось только узнать, так, в порядке информации... Что придумаете вы в следующий раз, когда дело Бойко вернется в суд? Как я понял, вы не любите проигрывать? Ну, что вы припасете на следующий раз? Еще одного, восставшего из прошлого свидетеля? Новые откровения врача, изложенные во втором томе его мемуаров? А может, новые художественные полотна с изображением гарцующих амазонок?

– Следующего раза не будет, – заметила Лиза, едва сдерживая улыбку.

– Вы ошибаетесь, будет. Думаете, Верховный суд не удовлетворит мои требования? – с иронией поинтересовался Латынин. – Говорю вам, ваш герой находится на свободе последние дни. Я обязательно буду ходатайствовать о заключении его под стражу на время судебного разбирательства.

– Вы не поняли. Следующего раза не будет для меня. Я не буду больше защищать Бойко, – сказала Дубровская, уже не скрывая улыбку.

– Что же случилось? Не говорите только, что в вас кричит оскорбленная профессиональная гордость. Обычно адвокатам наплевать на такие мелочи.

– Мне это не все равно, – кивнула Лиза. – Бойко обманул меня, и я обычно не веду дела тех клиентов, которые испытывают ко мне недоверие. Но в данном случае я не буду его защищать по другой причине. Я ухожу в отпуск.

– В отпуск? – наморщил лоб Латынин, сбитый с толку заявлением адвоката. – И сколько вы собираетесь находиться в этом своем отпуске?

– Еще не знаю, – загадочно улыбнулась Лиза. – Быть может, год или два.

– Хорошо же вы отдыхаете, адвокат, – с обидой заметил Латынин. – Это сколько же нужно заработать, чтобы болтаться без дела два года.

– Почему же без дела? – рассмеялась Дубровская. – Я собираюсь родить и выкормить ребенка. Разве этого мало?

Латынин уставился на нее во все глаза. Быстрый взгляд снизу вверх не развеял его сомнений. Живот Лизы казался совершенно плоским.

– Быть не может. Вы...

– Да, я жду ребенка, – подтвердила она, чувствуя себя совершенно счастливой. – А сейчас я еду на дачу с отцом моего будущего ребенка, моим мужем. Вот только я не уверена, ждет ли он еще меня в машине или ходит с ищейками по зданию суда. Вы знаете, он у меня жутко ревнивый! Не думала, что мой визит в канцелярию займет столько времени.

Латынин засуетился:

– Тогда я думаю, вам лучше пойти к нему.

– Я тоже так думаю, – усмехнулась Лиза. – Приятно, когда наши мнения хоть в чем-то совпадают.

Обвинитель так и остался стоять неподвижно на своем месте, глядя, как его процессуальная противница удаляется прочь по длинному судебному коридору. Его не покидало ощущение того, что его опять бессовестно надули. Быть может, новость о декретном отпуске Дубровской окажется всего лишь очередным адвокатским фокусом. Если же нет, то нельзя не признать, что ее беременность возникла уж больно кстати, как по заказу. Она получила лавры победителя, а судьба Виталия Бойко окажется теперь в руках другого, скорее всего, менее везучего адвоката. Но, как бы то ни было, у Латынина были все основания верить, что в следующий раз победа окажется за ним, а врач-убийца получит все, что ему причитается по закону и справедливости...

Глава 23 Вместо эпилога...

Виталий и Алена

Алена взволнованно мерила шагами двенадцатиметровую комнатку своего друга, которую она называла не иначе как «конурой». Изредка она пинала ногой ни в чем не повинные коробки с вещами, сваленные в углу комнаты и заполонившие собой небольшую часть свободного пространства.

– Чувствую, ты меня водишь за нос, Бойко! – говорила она, кидая злобные взгляды на Виталия, примостившегося на самом краешке дивана. – Еще вчера ты обещал мне переезд, а сегодня я слышу жалкий лепет о том, что нам следует подождать. Сколько мне еще ждать? Месяц? Полгода? Год? Я и так была образцовой девочкой, дожидаясь, пока кончится следствие, а потом еще твой суд. Вот наконец когда оправдательный приговор у тебя в руках, ты начинаешь кочевряжиться и говорить что-то про терпение. Черта с два я буду терпеливой! Мы немедленно едем на квартиру Ники!

Она схватила в руки первый попавшийся пакет, словно была готова немедленно приступить к загрузке багажа.

– Ну, как ты не понимаешь, – взмолился Бойко, с неохотой отрываясь от своих тягостных дум. – Квартира Ники опечатана.

– Тогда нужно сорвать печать, и всего делов-то! – горячилась она, не понимая, как он может сидеть на своем продавленном диване, в то время как оставленное ему Никой наследство пылится без хозяйского присмотра.

– Мы не сможем туда попасть до вступления в законную силу приговора суда, – бесцветно произнес он фразу, которую ему сказали сегодня в ответ на его претензии по поводу жилья. – Прокурор написал представление, и мое дело будет пересматриваться в Верховном суде.

– Вот как?

Она посмотрела на него подозрительно. Сейчас, без линз и макияжа, она совсем не походила на Веронику. Второсортная актриса абсолютно заурядной внешности с душой базарной торговки. Виталий ужаснулся при мысли о том, что они могли бы жить под одной крышей.

– Все это очень похоже на отговорку, милый, – проговорила она недобро. – Я начинаю думать, что ты водишь меня за нос. Между тем, когда я была тебе необходима, ты был со мной куда любезнее. Мы спали в одной постели, и ты твердил, что я тебе нравлюсь. Теперь ты говоришь со мной сквозь зубы и просишь