назад, но работы еще не начинали из-за моего отсутствия. Будешь гнать по обычной схеме. Все остальное остается так же…
Две недели анализов Ксилонейросказина-В на мышах и кроликах не дали никаких результатов. Вернее все возможные анализы: биохимия, гистология, иммуноанализ давали норму. Синапсная активность, как и активность мозга, были в ожидаемых пределах. Прицепиться было не к чему, и я начал тестировать препарат на собаках. Результаты первых трех тестов на «тренажере» тоже не дали ничего нового. Все показатели были в пределах нормы.
Ситуация и в самом деле была странная. Можно было довести все стандартные опыты до конца и отправить отчет, не обращая внимания на «несчастный случай». А можно было провести «Любочкин эксперимент» и, в случае «удачи», загубить препарат. На такое у меня пока явно не хватало духу. Поэтому, я решил поставить опыт втихую, чтобы в случае каких-либо осложнений, спокойно обдумать результаты.
Для того чтобы наверняка очистить помещение к вечеру от лишних свидетелей, я распустил слух, что сваливаю с работы в четыре и «подсказал» Витьку, что «кажется» сегодня показывают старый классный фильм со Шварцем по «какой-то» программе. Парень был основной помехой, он мог уйти и в три часа дня и в три часа ночи с одинаковой вероятностью, так что пришлось воспользоваться запрещенным приемом. Витька имел какую-то детскую слабость к Шварцнейгеру, и мог смотреть любой фильм с его участием, в любой обстановке и любое количество раз.
Перед «уходом с работы» я привел с вивария собаку и поместил ее в клетку «тренажера» ждать эксперимента, якобы запланированного на завтрашнее утро.
В семь вечера я возвращался на работу в надежде застать лабораторию пустой. К счастью, мои надежды подтвердились уже на вахте. Дежурный проверил ключи — они были сданы.
— Что так поздно на работу? — задал почти риторический вопрос вахтер.
— Дела! — я изобразил глубоким вздохом усталость, отчаяние и безнадежность в одном флаконе. По-видимому, весьма удачно, так как ключи оказались у меня в руках без дополнительных вопросов, а перед носом появился журнал учета. Расписавшись, я припустил по полутемным лестницам и переходам вверх и направо. Огромное здание впадало в ночную спячку. Лаборатория встретила меня темнотой, местами расцвеченной зелеными и красными огоньками тихо гудящих приборов. Включив свет, я обнаружил все на своих местах. Собака — неопределенно пестрого окраса кобелек, явно «дворянских» кровей и с простым именем Дружок, спокойно лежала в клетке. По неведомой причине, собаки в нашем виварии всегда носили незамысловатые клички — наверно это было проще в работе.
— Ну что, «дай, Друг, на счастье лапу мне!» — продекламировал я, присаживаясь перед псом. — Прости за некоторые неудобства, которые мне придется тебе причинить. Я постараюсь тебя сильно не обижать.
Пес умными и грустными глазами спокойно смотрел на меня. Я включил комп и энцефалограф для прогрева. Потом подошел к собаке, дал ей кусок сахара, пытаясь купить дружбу несчастного животного, и надел на нее шлейку, удерживающую на месте. Затем настала очередь электродов, но это не заняло много времени. Для начала, я запустил энцефалограмму на пять минут. Все было в норме. Затем я переключил прибор на подачу электромагнитных импульсов в крайнее положение — на частоту в один герц, как в тот, злополучный раз. Затем дал этому излучению действовать пятнадцать минут для контроля, хотя и понимал, что такая процедура просто не может серьезно повлиять на собаку. Такое поле похоже по природе на действие того же мобильного телефона. Ну, может, слегка индуцирует у пса сонливость, но не более того.
Дружок пока что мужественно переносил все издевательства. Настала пора пробовать Ксилонейросказин-В. Я высчитал дозу, приготовил шприц. Дал псу еще сахара, погладил по загривку, пошептал ему на ухо что-то утешительное и сделал инъекцию. Сел напротив и начал ждать. Минуты шли, прибор был включен, собака спокойно пыталась вылизывать передние лапы. А у меня в голове роились противоречивые мысли:
«Если ничего не произойдет, то можно облегченно вздохнуть… а если произойдет? Что я буду делать с собакой? Не умрет ли она?» Прошла десятая минута…, одиннадцатая…, двенадцатая… и вдруг, собака зевнула, слегка проскулила и повисла на удерживающих шлейках. Я проверил состояние животного. Пульс и дыхание были ровными, но слабыми и замедленными. Зрачки не реагировали на свет. Я переключил энцефалограф на запись — мозг «молчал», как мертвый. Я оставил прибор на непрерывной записи на комп и взял немного крови на анализ уровня лекарства — завтра можно будет провести количественную иммунореакцию. Освободил пса от шлеек и осторожно положил на бок так, чтобы не сбить электроды. Сел напротив и стал ждать.
Вдруг в кармане раздался звонок мобильника. «Однако все лучше, чем так сидеть и тупо ждать неведомо чего!» — радостно подумал я, доставая телефон. На экране светился Славкин номер.
— Привет Земеля!
— Привет Кот! Ты чего по домашнему не отвечаешь?
— Да я сегодня с экспериментами засиделся.
— Что, биолог, совсем наука заела! Вроде бы уже несолидно, на ночь глядя, в лаборатории торчать. Ну если только с дамой — да и то, проще где-нибудь в другом месте культурно время провести. Не студент, чай — есть, наверно, финансы? — нес всякую лабуду Славка.
— Да я не с дамой, а с кавалером.
— Ох-ты! Не ожидал! Какие-то у тебя странные наклонности стали появляться! Надо меньше телевизор смотреть, а то наше телевиденье по своему скудомыслию все население в голубые сагитирует. Я слышал, что эта пропаганда уже начала сказываться на демографической ситуации. Представляешь? И куда только Жириновский смотрит?
— Все бы ничего, но вот беда — не успели мы с кавалером толком ничем заняться, как он впал в полную отключку — хуже, чем под наркозом! — описал я состояние собаки.
— Вот! Сколько раз я тебе говорил! Нельзя пить на рабочем месте! Тем более в лаборатории. Небось этиловый спирт с бутиловым перепутали! А если бы с метиловым — некому было бы и скорую вызвать! — Славка сходу вынес диагноз нашим с Дружком занятиям.
— Ну, Слав, ты сегодня в ударе! Тебе надо Федьке срочно звонить — у тебя есть явный шанс его, наконец, переболтать!
— Да! У меня есть причина для удара, и, надеюсь, не апоплексического! Вернее сказать, у нас с Ташенькой есть причина!
— Ну и какая, позвольте спросить? — поспешил я увести разговор с темы, по которой пока сам не знал чего и говорить.
— Мы тут отмечаем годовщину нашего первого официального знакомства и хотим устроить небольшой пикничок на лоне природы. Короче, мы приглашаем тебя с Федей на эти выходные к нам на дачу! Синоптики, если не врут, обещали теплую, можно сказать, жаркую погоду. Так что есть хороший шанс начать летнюю программу раньше обычного.
— Да, заманчиво! — я подумал, что у меня нет ничего против столь замечательной идеи. — Приеду, сто процентов! Даже если в реанимацию попаду, приеду!
— Здорово! Мы очень рады! Только, пожалуйста, без реанимации обойдись. Или что, ты действительно так обрадовался, что к вам с приятелем уже обоим надо неотложку вызывать?
— Да нет, спасибо! Обойдемся без скорой помощи.
— А если серьезно, что там у тебя случилось, если не секрет? Помощь не нужна? — Слава все-таки вернулся к моей проблеме, но тактично спросил про секретность. Это-то наверно и толкнуло меня на «откровения». И события побежали в том русле, в котором им, может, совсем и не стоило бежать.
— В том то и дело, что сам не все понимаю и не знаю пока, насколько тут секретничать нужно. В общем, нетипичная реакция на препарат, правда, в нетипичной обстановке. Собака то ли в коме, то ли анестезирована, но есть надежда на «выздоровление» — потом, сообразив, что это нетелефонный разговор, продолжил. — Давай, я все обдумаю и мы на даче, как раз и поговорим, если вам интересно будет.
Мы договорились, что я организую печеного лосося и еще некоторые закуски. Славка предложил сходить на щуку. Неожиданно в план пикника «влезло» новое и весьма приятное обстоятельство:
