необходимое для послевоенного восстановления и заказанное заранее, может быть поставлено без запроса у конгресса особого кредита для Советского Союза; это можно будет обсудить позже, когда будут досконально известны потребности Советского Союза и возможности Соединенных Штатов. В результате этой предложенной процедуры вопрос об общем кредите остался во взвешенном состоянии, как и инструкции Гарриману, последовавшие из Вашингтона.
В дискуссиях с советскими официальными лицами весной 1944 года Гарриман противостоял этой линии помощи в переходный период. Предложение американцев по существу предлагало: 1) соблюдать гибкость в применении актов ленд-лиза, чтобы Советский Союз мог получить некоторые товары, которые могут потребоваться или использоваться только после окончания войны, при условии их оплаты позже; 2) выработать законопроект, который позволит правительству предоставлять кредиты для других восстановительных проектов, когда в Америке установится благоприятная политическая ситуация. В апреле советское правительство ознакомилось с этой программой, как наиболее доступной, и вскоре принялось обращаться с просьбами и делать заказы на некоторое оборудование, которое Советский Союз не мог производить сам до окончания войны против Германии. Но оба правительства считали это временной мерой до тех пор, пока не будут разработаны условия более широкого и долгосрочного займа.
Из некоторых замечаний Сталина в беседах с Эриком Джонсоном становится ясно его отношение к вкладу Америки в восстановительные работы в Советском Союзе. Джонсон рассказал ему о желании американских промышленных кругов иметь дело с Советским Союзом. Поддерживая разговор, Сталин предсказал. что американское правительство столкнется с безработицей, поиском для вернувшихся солдат работы и предотвращением депрессии. Он спросил, какие заказы Советский Союз должен дать Соединенным Штатам, чтобы те могли избежать неизбежных проблем. Когда Джонсон выразил мнение, что период послевоенной безработицы будет коротким, Сталин возразил, что, по его мнению, этот период будет довольно длинным.
Из ответа Сталина Джонсону во время их последнего разговора становится ясно, что он все больше и больше осознавал, сколько Соединенные Штаты вложили в становление советской промышленности. Джонсон проявил глубокий интерес к промышленности России. Сталин, сравнив ее с промышленностью Америки, сказал. что «…Соединенные Штаты внесли огромный вклад в довоенное развитие советской промышленности – вероятно, две трети всех больших заводов в Советском Союзе построены с помощью американцев и их опыта…». Можно предположить, что он ссылался на предвоенные данные.
Однако никакого страха перед послевоенной депрессией, который, как, может быть, показалось Сталину и его коллегам, красной нитью пронизывал американскую деловую среду, в наших официальных отношениях в последний год войны не наблюдалось. Правительство продолжало удовлетворять все требования Советского Союза на технику, которая, предполагалось, необходима для военных нужд. Правительство начало объединять в пул через международную организацию (Администрация Объединенных Наций по помощи и реабилитации, известная под названием УНРА) гораздо большее количество запасов, которые Объединенные Нации собирались предоставить странам, пострадавшим от войны, чем могли дать другие страны; и оно полностью приветствовало участие Советского Союза в этой программе. И все же американское правительство хотело иметь хоть какую-то уверенность, что любой кредит, предоставленный Советскому Союзу, будет так же выгоден нам самим и остальному миру, как и этой стране. Оно не боялось предстоящих экономических трудностей.
Но американская внешняя политика также находилась во власти неверных представлений. Считалось, что России придется нелегко без сырья, химического, электрического и железнодорожного оборудования, которое могут предоставить Соединенные Штаты; и что желание получить все это заставит ее поддерживать добрые отношения с Соединенными Штатами. Но это мнение оказалось ошибочным. Советское правительство не проявляло желания занять примиренческую позицию с целью получить от Соединенных Штатов больше товаров в обмен или в кредит.
В январе 1945 года, перед самой Ялтинской конференцией, советское правительство сделало первый официальный заказ на послевоенный кредит. Объясняя Гарриману 3 января, что советско-американские отношения должны иметь определенную перспективу и твердую экономическую основу, Молотов передал послу меморандум, в котором определялась точка зрения Советского Союза. В нем говорилось: «Учитывая неоднократные заявления американских официальных лиц о желательности получения от Советского Союза значительных заказов на послевоенный и переходный периоды, советское правительство считает возможным сделать заказы на основе долгосрочных кредитов и на сумму шесть биллионов долларов». Предложенный заем должен быть предоставлен на тридцать лет, выплаты начаться через девять лет, а процентная ссуда не превышать двух с четвертью процентов.
Гарриман посоветовал Вашингтону предоставлять Советскому Союзу всяческие кредиты для развития здоровой экономики. Он объяснил, что «…чем скорее Советский Союз сможет создать для своего народа приличную жизнь, тем более терпимым он станет». Но он снова заявил, что, по его твердому и серьезному мнению, вопрос о кредите должен вписываться в дипломатические отношения с Советским Союзом и что русским «…следует дать понять, что наше искреннее желание помогать им в широких восстановительных работах будет зависеть от их поведения в международных делах».
Инициатива Советского Союза вызвала различные реакции нескольких департаментов американского правительства. Департамент финансов незамедлительно предложил предоставить заем в десять биллионов долларов под два процента, который при желании можно будет выплачивать стратегическим сырьем.
Секретарь Моргентау утверждал, что предоставление такого кредита рассеет любые подозрения советских властей относительно наших намерений на будущее. Руководитель внешнеэкономического ведомства Кроули советовал подождать с кредитом до тех пор, пока советское правительство не примет наши условия долгосрочной выплаты за промышленное оборудование двойного использования, которое уже поставлено или будет поставлено по ленд-лизу. После многомесячных переговоров вопрос оставался открытым. Заместитель государственного секретаря по экономическим вопросам Клейтон считал, что план Департамента финансов слишком щедр; и он согласился с Гарриманом, что для сделки с Советским Союзом нам достаточно воспользоваться любым обширным кредитом. Благожелательный государственный секретарь Стеттиниус хотел удовлетворить всех, в том числе и русских. Но он, как и Рузвельт, сделал паузу, чтобы получить одобрение конгресса. Было решено оставить вопрос открытым до дискуссий со Сталиным и другими советскими официальными лицами в Ялте.
Но там этому вопросу уделили лишь мимолетное внимание. На второй день конференции, 5 февраля, рассказав Стеттиниусу и Идену о желании русских добиться от Германии репарации, Молотов добавил, что он надеется получить от Соединенных Штатов долгосрочные кредиты. Стеттиниус согласился обсудить с Молотовым эту проблему или в Ялте, или в Москве, куда он собирается отправиться после конференции. Но ни Молотов, ни Сталин к ней не возвращались.
В последние месяцы войны активное обращение к соглашениям о переходном периоде, предусмотренным ленд-лизом, шло вразрез с развитием американо-советских отношений. А по мере того, как вопрос становился все более тревожным, американские официальные лица начали сомневаться в необходимости помогать Советскому Союзу восстанавливать свою экономику. Правда, они не хотели следовать совету Черчилля стоять на своем и платить русским их же монетой. Но они хотели обрести утраченную уверенность в намерениях Советского Союза прежде, чем самим предпринимать какие-то действия. И они еще надеялись, что даже во время триумфа советских руководителей сдержит наша осторожность и соблазнят награды за умеренность.
Кроме этой сдержанности по отношению к планам займа, у американского правительства накапливалось недовольство по поводу некоторых действий Советского Союза, которые оно считало чересчур резкими. Весной 1945 года обнаружилось, что советское правительство без нашего согласия передает другим странам товары, полученные от Соединенных Штатов по ленд-лизу, например грузовики и радиооборудование. Затем, в марте и апреле недовольство в официальных кругах возбудило своевольное обращение советских войск с нефтепродуктами и судами, прибывшими под их конвоем в Румынию и Венгрию. Более того, у Вашингтона создалось впечатление, что Москва собирается решать проблемы помощи и восстановительных работ в Европе, думая только о своих нуждах.
Наряду с другими событиями это недовольство ограничивало желание облегчить судьбу русского народа и положило конец представлению, что из-за своей роли в войне Советский Союз заслуживает приоритета или особого внимания. Однако, вероятно, выпуская 8 мая приказ о приостановке поставок по ленд-лизу,
