кричит:
— Включай левый калорифер!
На лбу летчика выступил холодный пот. Он не спускает глаз с крыла: лед быстро срывается с кромки и исчезает в тумане. Освобожденный самолет взмывает ввысь.
Николай Николаевич облегченно вздохнул и вызвал Морозова.
— Как тебе удалось исправить?
— Я пролез в крыло и открыл клапан.
— Ты спас нас, дружище!
Николаю Николаевичу захотелось крепко обнять бортмеханика и сказать ему что-то ласковое, теплое, как те чувства, которые переполняли его сейчас.
Над островом Рудольфа пролетели при ясной погоде. Николай Николаевич включил автопилот, вытянул онемевшие ноги, расправил плечи. Только сейчас почувствовал, как устал за эти десять часов полета. Он с наслаждением отдыхал, любуясь давно знакомой, но всегда волнующей картиной: вокруг раскинулась вечно движущаяся ледяная пустыня океана, кое-где в лучах полярного солнца сверкали ослепительно белые громады айсбергов.
Невольно мысли Николая Николаевича переключаются на историю завоевания Арктики. Сколько славных имен хранит эта история. Люди из разных стран столетиями пытались завоевать район Северного полюса. А теперь все меньше и меньше остается на карте Северного Ледовитого океана белых пятен, а в небе над дрейфующими льдами — нехоженых дорог.
…Самолет идет над островом Шмидта. Вдали показалась Северная Земля. Киреев разворачивает машину вправо и ведет ее на юг.
Ясная погода была и на материке. Николай Николаевич смотрит, как под крылом самолета проносится бескрайняя тундра. Много лет тому назад Киреев чуть не погиб в этих местах — случилась авария. Спас его молодой ненец.
Тундру постепенно сменяет густой лес. Солнце клонится к горизонту, небо по-прежнему остается безоблачным.
Неожиданно радист принимает с заводского аэродрома радиограмму с предупреждением о сильной грозе.
Киреев ни секунды не колеблется:
— Гроза не циклон, пока долетим — пройдет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Гроза над городом разразилась совсем неожиданно. Весь день на небе не появлялось ни одного облачка. Разморенные июльской жарой люди скрывались в домах с наглухо закрытыми ставнями. Но и там их преследовала духота. К вечеру подул ветерок и дышать стало легче.
Когда солнце, уходя за линию горизонта, оставило светлооранжевый след, с юго-запада надвинулась огромная грозовая туча, окаймленная отблесками заката. Светящаяся полоса на западе еще не успела потухнуть, а небо уже прорезали ослепительные зигзаги молний, сопровождаемые громовыми раскатами.
Мария Михайловна Киреева и ее старший сын Виктор, большелобый, с упрямым подбородком, очень похожий лицом на отца, собрались пить чай, когда от удара грома в буфете зазвенела посуда.
В больших серых глазах Марии Михайловны мелькнул испуг. Она повернулась к Виктору, хотела ему что-то сказать, но тут же раздумала, спрятала свое сразу разгоревшееся лицо за дверцей буфета и начала переставлять с места на место чашки.
Мария Михайловна, несмотря на долгие годы совместной жизни с Николаем Николаевичем, не могла приучить себя относиться спокойно к его полетам. Киреев участвовал в дальних воздушных экспедициях, и Мария Михайловна каждый раз мучительно волновалась.
Однажды, еще в начале их совместной жизни, Николай Николаевич, прощаясь перед полетом с женой, сказал ей ласково и шутливо:
— Не надо так, Марусенька! Ведь ты боец гражданской войны.
Сказал и сам спохватился: самое больное, самое тяжелое всколыхнул своими необдуманными словами.
До отъезда на аэродром оставались тогда считанные минуты. Николай Николаевич покрыл поцелуями пушистые пепельные волосы жены и все повторял прерывистым шепотом:
— Прости, родная, прости меня. Если бы ты только знала, как я люблю тебя!..
Когда подросли дети, Киреев внушил им, что надо стараться незаметно отвлекать мать от тяжелых дум.
— Она в ранней молодости пережила такое большое горе, что до сих пор не может забыть его, — коротко объяснил он.
— Наверно, когда мы были маленькие и ничего еще не понимали, у отца случилась авария с самолетом, поэтому мама и боится за него, если он далеко улетает, — решила Наташа.
— Ну конечно, — подтвердил Виктор.
Это был редкий случай, когда мальчик так безоговорочно согласился со своей старшей сестрой.
И вот сейчас, успев заметить покрасневшее, растерянное лицо матери, Виктор понял, что ее не просто обеспокоила гроза: отец-то ведь в воздухе!
Громовые раскаты раздавались все чаще и чаще. Мария Михайловна с трудом сдерживала волнение.
«Уйти из столовой, оставить ее одну или, наоборот, попытаться чем-нибудь отвлечь. Но чем?» — думал Виктор.
Кто-то позвонил с улицы. Слышно было, как Катерина, ворча на ходу, пошла из кухни по коридору открывать парадную дверь.
— Мама, наверно, тетю Катю оторвали от плиты в момент кулинарного экстаза, — не удержался от шутки Виктор.
— Тебе следовало бы самому выйти на звонок. Катерина — старый человек, — с упреком сказала Мария Михайловна.
Пристыженный, Виктор не успел ответить, — в столовую вошел молодой инженер Сергей Александрович Глинский. Светлосерый костюм прекрасно сидел на его стройной фигуре спортсмена. Но во всем: и в одежде и в том, как он держал себя, сквозила немного нарочитая щеголеватость, словно Глинский хотел показать каждому: «Видите какой я элегантный…»
Виктор терпеть не мог Глинского и искал случая сказать ему какую-нибудь колкость. Инженер относился к Виктору сдержанно-любезно, но с нескрываемым оттенком собственного превосходства. Это еще больше возбуждало против него самолюбивого юношу.
— Дождя еще нет, но столько пыли в воздухе — дышать нечем. До дома мне еще далеко и я решил просить приюта у вас, — сказал Глинский здороваясь.
— Очень хорошо, Сергей Александрович, — приветливо улыбнулась Мария Михайловна. — Пришли как раз во-время: сейчас будем пить чай.
Виктор, перелистывая иллюстрированный журнал, бросил реплику:
— Конечно, без уважительных причин вы к нам не заходите!
Мария Михайловна умоляюще взглянула на сына. Вспыльчивый, резкий, Виктор иногда казался даже грубым. Близкие знали, что он добр, отзывчив, но посторонние могли думать иначе.
Глинский сделал вид, что не заметил выходки Виктора, и подошел к пианино.
— Разрешите посмотреть ноты, — обратился он к хозяйке. — Я слышал, что Наталья Николаевна приобрела последние новинки.
Он протянул было руку к аккуратной стопке нотных тетрадей, но резкий порыв ветра распахнул окно. Ноты разлетелись во все стороны, инженер бросился их собирать. Виктор с трудом закрыл окно.
