На его глазах выросло белое, сейчас залитое лучами солнца трехэтажное здание заводоуправления и конструкторского бюро. Когда смотришь на него, кажется, — это санаторий на берегу моря, — таким легким и нарядным выглядит оно, построенное по удачному замыслу архитектора. Цехи тоже белые, и хотя невысокие, в них много воздуха и света. Совсем близко от цехов на заводском дворе растут сирень и яблони, зеленеют аккуратно подстриженные газоны, на клумбах много цветов — ярких и душистых. Николаю Николаевичу нравится, когда на заходе солнца к обычным запахам завода примешивается сильный аромат цветущего табака.
«Молодец, Владимир Федорович, хороший он хозяин и справедливо гордится своим „цехом озеленения“», — думает Николай Николаевич.
По пути он заходит в литейную. Никаких дел у него здесь нет, но его сюда тянет. Может быть оттого, что отец его был литейщиком, и сыну-подростку часто приходилось забегать к нему на работу, — мать посылала то с полдником, то с обедом. Колька Киреев, задыхаясь от духоты, гари и пыли, с восторгом и страхом смотрел, как разливали расплавленный чугун, шипящий и клокочущий. Теперь не чугун льется, а высококачественная сталь, и сама литейная совсем другая. Огромные электрические вентиляторы освежают воздух, везде чистота, все механизировано. Да и весь завод богато оснащен новейшей техникой. Где же еще строить авиадизель Родченко, как не здесь…
«Пойду, разыщу Андрея, наверное, он на испытательной станции», — решает Николай Николаевич.
Но в большом светлом зале с целым рядом кабин у стены Родченко не оказалось. К Николаю Николаевичу подошел Петр Волков, бригадир сборочного цеха, смуглый, сухощавый, в аккуратной спецовке:
— Приветствую, товарищ Киреев! Как вел себя на прогулке наш первенец?
— Вы о моторе Родченко? В общем он вел себя неплохо, но неожиданные неприятности были, и довольно крупные.
— Что приключилось? — забеспокоился бригадир. — Собрали и испытали мы родченковский мотор на совесть.
— А турбокомпрессоры как следует проверяли? Ведь один из них сдал на высоте.
— Но это не наша вина, — возразил Волков. — Воздуха у нас внизу для нормальной работы мотора вполне хватает. А как мотор поведет себя высоко в небе, — нам не предугадать.
— Придется, видно, Родченко еще поработать над своим авиадизелем, — задумчиво сказал Киреев. Он с неослабевающим интересом наблюдал привычную картину: в кабинах проверялись моторы, сошедшие с конвейера. После испытаний каждый мотор тщательно упаковывали в пергаментную бумагу с графитом, чтобы не заржавели его блестящие никелированные части.
«Когда же Андрюшины моторы будут так же один за другим поступать в кабины испытательнсл станции, — подумал Киреев. — Скорее бы!»
Он нашел Родченко в экспериментальном цехе. У того был совсем невеселый вид, весь он перепачкался в машинном масле. Незадача с турбокомпрессором не давала ему покоя.
— Не горюйте, Андрей Павлович, — успокаивал инженера мастер экспериментального цеха. — Счастье не в воздухе вьется, а руками достается. Руки же у вас способные.
— Правильно говорит Кузьмич, — подхватил Николай Николаевич. — Пошли, Андрей, к нам, дома потолкуем спокойно, посоветуемся. Завтра, сразу же после совещания, я еду в Москву защищать мой проект — вызывают в Наркомат авиационной промышленности. А ведь без твоих моторов свою машину я не мыслю. Обязательно возьму с собой все материалы по авиадизелю.
При выходе из цеха Родченко столкнулся с молодым светловолосым рабочим:
— Здравствуй, Леня, не обижайся на меня, вчера не мог с тобой заниматься, — летал. Приходи ко мне в воскресенье, догоним. Хорошо?
Юноша с обожанием смотрел на конструктора:
— Ведь воскресенье. Вам-то, Андрей Павлович, наверно, в праздник неудобно… — он запнулся в смущении.
— Ничего, ничего, Мохов! — весело перебил его Андрей, — мы с тобой два старых холостяка, вот и проведем праздник в обществе теорем. — Не ожидая ответа, он побежал догонять Николая Николаевича.
Свежий прозрачный воздух щедро лился в распахнутые настежь окна. В кабинете Белова собрались руководящие работники завода и участники недавнего испытательного полета.
Докладывал Киреев. Он подробно рассказал о поведении авиадизеля во время испытательного полета и сделал вывод: мотор хорош, надо только удалить мелкие дефекты.
Главный инженер завода Васильев, знающий свое дело, но чрезмерно осторожный и нерешительный, на этот раз удивил всех присутствующих, сразу заявив, что он согласен с мнением летчика-испытателя. Однако Васильев тут же подробно развил ту часть доклада Киреева, где упоминались отдельные дефекты. По мнению Васильева, эти, пусть небольшие, неполадки, обнаруженные при испытании, все же очень опасны по возможным последствиям. Под конец главный инженер заявил:
— Нелегко нам дался авиадизель, зато сегодня уже можно сказать, что работали не впустую. Но, по-моему, если мы затратили на авиадизель столько времени и средств, — надо довести его до того, чтобы работал он без сучка и задоринки. Погоняем авиадизель на стенде часов сто, убедимся, что все части агрегата работают безотказно, — тогда и пошлем на госиспытания.
Вслед за Васильевым выступил инженер Глинский.
Андрей насторожился. Глинский был ярым противником авиадизелей, особенно после своей последней командировки в Германию. Он вернулся оттуда убежденным, что дизельные моторы в авиации — это будущее, но далекое будущее. А в настоящий момент просто бессмысленно тратить на них время и деньги. Глинский протестовал даже против заводских испытаний, он открыто высказывал опасения: как бы эти испытания не окончились катастрофой. Но сейчас не сможет же он игнорировать тот факт, что на авиадизелях проделан огромный воздушный путь, да еще в чрезвычайно трудных метеорологических условиях.
Глинский начал с признания бесспорных преимуществ дизельных авиамоторов над бензиновыми.
— Но эти преимущества пока, к сожалению, чисто теоретические, у нас еще не хватает технических возможностей успешно реализовать их. Конструктор Родченко уже четвертый год бьется со своими авиадизелями, а они по-прежнему далеки от совершенства.
— От совершенства далеки, это верно! Но все же на моторах Родченко прошли без посадки около восьми тысяч километров, — бросил реплику Васильев.
— Да, прошли, — подхватил Глинский, — но как прошли? На высоте отказал турбокомпрессор и один мотор совсем вышел из строя. Одновременно упало масляное давление. Масло пенилось, выбивалось, и в результате его израсходовано в пять раз больше нормы. Если бы не блестящее мастерство такого опытного летчика, как Николай Николаевич Киреев, машина никогда бы не дотянула до своего аэродрома. В лучшем случае полет окончился бы вынужденной посадкой.
Глинский сделал паузу, ожидая возражений, но все молчали. Тогда он продолжил:
— Мы все заинтересованы в расцвете нашего моторостроения, в совершенных авиадизелях. И они у нас будут, в этом сомневаться не приходится. Но дизельный мотор Родченко настолько несовершенен, что ложится тяжелым бременем на наш завод и тормозит выпуск мотора конструкции Семенова. Присутствующим здесь известно, что конструктор Семенов создал хороший бензиновый мотор, который еще месяц тому назад должны были послать на госиспытания. Это не удалось сделать только из-за того, что возились с моторами Родченко.
Наркомат разрешил нам строить авиадизель, но в план его не включил, обещал выделить специальные средства — и до сих пор не дал ни копейки. А мотор Родченко обходится заводу недешево. Более трех лет тратятся ценные материалы, деньги, заняты лучшие рабочие, а конца не видно. Это крепко бьет по экспериментальному цеху. Почти целая бригада занята моторами Родченко. Случалось, уже собранный мотор разбирали из-за изменений, внесенных в его конструкцию. В авиадизеле то и дело обнаруживаются отдельные дефекты, и приходится менять детали. У механического цеха большая дополнительная нагрузка, поэтому он уже несколько раз запаздывал с выполнением основного задания.
