— Книга утрачена.
— Что значит утрачена? — спросил я.
— Это значит, что она не возвращена абонентом и вычеркнута из инвентаря. В общем вам это всё равно. Книги нет. Берите что-нибудь другое.
Девица говорила величественно-презрительно. По её мнению, вопрос был исчерпан. Пришлось предъявить своё удостоверение, потребовать сообщить мне имя абонента, не вернувшего книгу. Этим абонентом оказался… инженер Гордеев.
— Инвентарный номер «3561»? — спросил я с последней искрой надежды.
— Да.
Фаншетта
На следующий день мы с Кручининым не виделись. Открытие того, что книга действительно принадлежала Гордееву, очень огорчило Нила. Он никого не принимал. Даже меня. Только через день я, наконец, попал к нему и застал его в самом мрачном настроении. На столиках, креслах, возле постели валялись развёрнутые книги самого различного жанра и содержания. Это значило, что Кручинин хватается за всё в поисках успокоения и, не находит его. Он встретил меня не очень ласково:
— Где ты пропадал?
— Сидел дома.
— Почему ты не пришёл вчера?
— Ты же сам сказал по телефону, что мне лучше не приезжать.
— Я тебе это действительно сказал? — Он пожал плечами, но я-то отлично знал, что это — игра. Ему попросту совестно за вчерашнее поведение; он делает вид, будто действительно машинально сказал.
— Хочешь халвы? — неожиданно спросил Кручинин.
— Никогда не отказываюсь.
— Так поедем к Фаншетте.
Я беспрекословно отправился в переднюю. Скажи я, что не еду, он поехал бы один.
Через двадцать минут мы стояли перед дверью с медной дощечкой «Ляндрес» и тщетно нажимали кнопку звонка. По-видимому, Фаншетты не было дома. Нам оставалось только уйти. Мы были уже на середине марша, спускающегося к следующему этажу, когда дверь, наконец, приотворилась на длину цепочки и послышался знакомый голос Фаншетты:
— Кто там?
Через пять минут мы сидели в той же комнате, которую я дважды видел.
— Слышу звонок за звонком. Чувствую, кто-то свой, и ничего не могу сделать… сижу в ванне, — щебетала Фаншетта. — Теперь я должна вас покинуть, чтобы привести и себя в порядок. Не могу же я оставаться в таком виде. — С этими словами она кокетливо приподняла полу лёгкого халатика.
Мы остались одни. По-видимому, это как нельзя больше устраивало Кручинина. Не теряя времени, он принялся за детальный осмотр комнаты. Я знал: Нил отлично помнит всё, что видел здесь в первый раз. Теперь его глаз тщательно регистрирует изменения, происшедшие с того времени. Тут же с неуяснимой для меня быстротой в его мозгу происходит аналитическая работа: исследование возможных причин происшедших изменений, немедленное отбрасывание в бездну, незапоминание всего неинтересного и твёрдая фиксация каждой мелочи, могущей дать малейший повод для предположений, идущих к делу.
Хозяйка, подобно каждой женщине, уделит туалету достаточно много времени. Кручинин мог не спешить. Он действовал методически, дюйм за дюймом продвигаясь вдоль стен, оглядывая каждую безделушку, поднимая некоторые из них, как бы примеряя, так ли им следует стоять. Около маленького столика, на котором стояла хрустальная мухоловка старинного фасона, явно антикварного происхождения, он несколько мгновений задержался, поманил меня и молча указал на этот смешной старомодный прибор. Я видел, как мечутся под хрустальным колпаком мухи, как те из них, что не нашли выхода вниз, к приманке, завлекшей их в западню, бьются в воде, уже поглотившей изрядное количество жертв. Но, честное слово, я решительно не понимал, какое отношение всё это может иметь ко мне.
Раздосадованный моей непонятливостью, Кручинин тихонько сказал:
— Спрячь эту приманку. Она мне понадобится.
Только тут я заметил, что вместо обычного сахара под мухоловкой лежит кусочек халвы. Я быстро выполнил приказание, продолжая, однако, не понимать, какой интерес для нашего дела может представлять мушиная приманка.
Между тем Кручинин так же методически продолжал осмотр. В комнате и во всей квартире царила мёртвая тишина. Просто трудно было представить, что женщина может производить так мало шума.
Кручинин закончил осмотр и остановился над роялем, вглядываясь в чёрное зеркало его полированной крышки. Его лицо отразило мучительное напряжение мысли. Происходило то, что редко случается с Кручининым, — так редко, что наперечёт мог бы вспомнить такие случаи, — он торопился найти какое-то решение и не находил его. Его взгляд ещё раз обежал комнату, задержался на… пудренице Фаншетты. Кручинин схватил её и, слегка тряхнув пушок над крышкой рояля, подул на образовавшийся тонкий слой белой пыли. На чёрном фоне рояля остался характерный рисунок капиллярных линий. Их пересекал резкий шрам в виде полумесяца.
Кручинин выпрямился и, потирая руки, подошёл к раскрытой клавиатуре. Он, видимо, собирался что- то сыграть, но рука его повисла в воздухе, и два пальца, приготовившиеся что-то схватить, жадно протянулись к клавиатуре. Его лицо, вся фигура, каждый палец высоко взлетевшей руки — всё отражало торжество. Указательный и большой пальцы были крепко сжаты, хотя, как мне казалось, в них решительно ничего не было. Лишь подбежав вплотную к Кручинину и приглядевшись, я различил то, что он держал с таким торжеством, словно это был славный трофей трудной битвы: короткий волос. Я вынул из кармана лупу и пригляделся.
— Из бороды седеющего шатена, — сказал я.
— Верно, — подтвердил Кручинин.
Где-то в отдалении хлопнула дверь, и по комнате пронёсся порыв сквозняка.
— Не удержали, — насмешливо пробормотал Кручинин.
— Что?
— Дверь вырвалась из рук и затворилась громче, чем они хотели.
— Кто?
— Не знаю.
Он приложил палец к губам и настороженно прислушался. В доме царила всё та же мёртвая тишина. Подозрение мелькнуло у меня в мозгу: по каким-то, пока ему одному понятным, следам Кручинин пришёл сюда, чтобы поймать Фаншетту на месте преступления. Но она разгадала это и… ловко ускользнула…
В следующее мгновение в комнату вошла Фаншетта, благоухая пьянящим ароматом каких-то крепких духов…
Хозяйка набросилась на Кручинина с жадными расспросами о деле Гордеева. Она повторила, ему то, что я слышал от неё прошлый раз, об её намерениях в отношении Вадима. Мне неожиданно пришло в голову, что именно такой поворот дела мог бы как нельзя более устроить Кручинина в части его личных дел. Ведь, если бы Гордеев действительно женился на Фаншетте и окончательно бросил Нину, то рано или поздно она вернулась бы к Нилу. А я по всему видел, что он только этого и хочет.
— Нечаянно я стёр всю пыль с перил на лестнице. Нельзя ли вымыть руки?
— Конечно, — услужливо сказала Фаншетта. — Идёмте.
Я понял, что Кручинин отправился на обследование квартиры. Раз он выбрал именно такой предлог, как мытьё рук, значит его интересовала ванная комната. Очевидно, нужно было проверить, действительно ли Фаншетта брала ванну, когда мы звонили, и постараться найти следы обладателя седеющей бороды, неосторожно хлопнувшего дверью. Я терпеливо ждал их возвращения, делая попытки самостоятельно осмотреть комнату и обнаружить что-нибудь ускользнувшее от внимания Кручинина. Но, разумеется, я не нашёл ничего достойного внимания. Попытавшись сопоставить видимое ныне с тем, что видел в двух
