— Это все равно что признать, какой ты лживый мерзавец!
Его глаза еще более сузились от гнева.
— Сдается мне, что ты не думала, что я лживый мерзавец, в ту ночь. Ты вовсе не возражала против моего присутствия.
— Прекрати. Не надо…
— Ты обнимала меня, как медведь бочонок меда.
— Заткнись.
— Признай это, Дженни, ведь никто раньше не целовал тебя так, как я. Хол никогда не целовал тебя так, да?
— Я…
— Признай!
— Не собираюсь я ничего признавать!
— Ладно. Ты можешь сколько угодно отрицать это даже, но ты знаешь, что я прав. Я коснулся тебя, и мы оба вспыхнули, как ракеты.
Дженни крепко зажмурила глаза:
— Я не знала, что это был ты.
— Это не имело тогда значения.
Ее глаза снова открылись.
— Это ложь!
— Нет, не ложь, и, более того, ты знаешь, что это не ложь.
Она в ужасе закрыла ладошкой рот:
— Да как ты мог поступить так низко? Как мог ты обмануть, предать меня? Как ты мог… — Конец фразы потонул в рыданиях.
Кейдж опустился перед ней на колени. Гнев его испарился, и голос искренне дрожал.
— Потому что я любил тебя.
Она уставилась на него, не в силах произнести ни слова.
— Потому что я нуждался в твоих объятиях так же остро, как и ты нуждалась в мужской любви. Я хотел тебя многие годы, Дженни. Страсть, похоть, да, но то, что я испытал тогда, было много больше, чище, сильнее. Той ночью ты лежала в кровати — нагая и теплая, сладкая, желанная, возбужденная. Сперва я думал, что я лишь обниму тебя, поцелую, прежде чем открыться. Но едва ты оказалась в моих объятиях, едва я отведал вкус твоих губ, почувствовал прикосновение твоего языка, дотронулся до твоей груди… — Он беспомощно пожал плечами. — Знаешь, это как лавина… Я просто не мог остановиться.
Я был потрясен, узнав, что ты девственница. Но даже это открытие не остановило меня. Все, что есть во мне, воплотилось в любовь к тебе в ту ночь. Единственное, о чем я мог думать, — так это о том, чтобы снять твою боль своей любовью. Впервые в жизни я почувствовал, что делаю нечто хорошее. Это было правильным и чистым, Дженни. Ты сама мне это сказала.
— Я думала, что говорю о Холе.
— Но говорила обо мне. Я был твоим возлюбленным. Вспомни о той ночи и сравни ее с сегодняшней. Ты знаешь, что я не лгу.
Он снова поднялся на ноги и принялся быстро шагать туда-обратно от кровати к окну.
— Однажды полюбив тебя, занявшись с тобой любовью, я не мог допустить, чтобы ты ушла из моей жизни. Я хотел медленно завоевать тебя. Я думал о том, чтобы добиться твоей любви, чтобы к тому времени, как вернется Хол, ты бы как можно безболезненнее разорвала помолвку с ним и вернулась ко мне.
Кейдж перестал ходить и улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— В тот день, когда ты призналась мне, что беременна, я едва помнил себя от счастья. Я хотел бы подпрыгнуть, взять тебя на руки, закружить в радостном танце в том кафе. Сегодня, когда ты сказала мне, что шевельнулся ребенок, я почувствовал то же самое.
Его слова напомнили ей о том, что случилось всего лишь несколько минут тому назад. Дженни взглянула на развороченную постель. Это было ужасно. Жутко. Но она поверила ему. В этом был смысл. Она лишь не понимала, почему не догадывалась об этом раньше. Ведь все так очевидно. Так чертовски очевидно. Но как он и сказал, она просто не задумывалась над этим.
— Или задумывалась? Знала ли она? Где-то в глубине души, неужели она знала? О господи, нет, только не это, пожалуйста!
— Почему ты не сказал мне, Кейдж? Я занималась любовью с одним мужчиной, тогда как думала, что это совсем другой! Почему ты мне не сказал?
— Вначале потому, что считал, будто ты по-прежнему любишь Хола. Ты бы не смогла перенести мыслей о том, что поступила предательски по отношению к нему.
— Так и было.
-, не было. Ты не предавала его, черт возьми! Если кто и был предателем, так это я!
Ее переполняли эмоции, когда она, наконец, встала.
— С тех пор прошло несколько месяцев. Почему ты мне не сказал?
— Я не хотел причинить тебе боль.
— А сейчас, ты что думаешь, мне не больно?
— Нет, тебе не должно быть больно. Ты свободна от этого. Это мой грех, Дженни, а не твой. Ты была невинна, и я не хотел, чтобы у тебя лежал на душе еще и этот камень.
— Почему?
— Потому что у тебя мазохистская черта брать на себя ответственность за ошибки других. Ты чувствовала себя виноватой в недостатках и проступках близких людей. Моих родителей, Хола, меня.
Он глубоко вздохнул:
— Но это не единственная причина моего молчания. Я чувствовал, будто пообещал Холу ничего тебе не рассказывать. В то время когда я вел себя словно демон, сбежавший из преисподней, — пьянствовал и распутничал со всеми этими женщинами, он посвятил себя добрым поступкам. Я взял нечто, что по праву принадлежало ему… хотя могу с этим поспорить, поскольку любил тебя много лет.
Он подошел к ней поближе:
— Я хотел, чтобы ты стала частью моей жизни, но знал, что заплачу за это большой ценой. Миллионы мне подобных ни за что не согласились бы на подобную жертву, зная, что не получат ничего взамен.
-О чем ты говоришь, Кейдж? Мне кажется, что до сего дня ты действовал вполне безнаказанно. О каких жертвах ты тут мне рассказываешь?
— Одной из них было слышать, как ты простонала имя моего брата в тот момент, когда впервые достигла оргазма.
Она опустила голову.
— Другой — позволить тебе думать все это время, что это Хол довел тебя тогда до экстаза. И еще — та ночь в Монтерико… Я сжимал тебя в своих объятиях, пока ты спала, но не мог выразить свою любовь. И самой высокой ценой было позволить тебе быть уверенной в том, что отцом моего ребенка, моего ребенка, является другой мужчина.
Дженни почти простила его. Она почти была захвачена искренностью и теплотой его голоса, страстной любовью, горящей в его глазах. Она почти готова была упасть в его объятия и признаться в своей любви.
Но она не могла поступить так. То, что он сделал, было ужасным, и грех, который он сотворил, вряд ли можно легко забыть.
— Зачем же ты говоришь мне об этом сейчас?
— Потому, что ты обвиняла себя в смерти Хола. Я не мог этого вынести, Дженни. Он отбыл исполнять назначенное ему с чистым телом и духом. Его смерть не имеет к тебе никакого отношения. Ты не в силах была ее предотвратить. И я не мог позволить тебе всю оставшуюся жизнь обвинять себя в этом и думать, что ты будто бы ответственна за то, что оставила своего ребенка сиротой. — Он коснулся ее руки. Она была холодной и безжизненной. — Я люблю тебя, Дженни.
Она вырвала свою руку из его ладони:
— Любовь не может строиться на предательстве и лжи, Кейдж. Ты лгал мне все эти месяцы. Что ты
