любом случае, как твоя старая подруга, я думаю, что ты заслуживаешь того, чтобы знать, во что ты, согласившись на это, ввязалась. Искренне твоя
Ребекка отложила письмо в сторону и сидела несколько минут, глядя невидящими глазами на море. В этот утренний час море было, как никогда, красиво, оно меняло свой оттенок от бледно-бирюзового до ярко-синего, с бахромой хрупких узоров кораллового песка. Вдоль линии берега нежный бриз шевелил пальмы, и их тонкие стволы создавали тень для улицы. До ее ушей дошел звук бурунов, разбивающихся о риф, и она подумала: как все это было невероятно прекрасно! Почти две недели она считала все это своим, но вдруг лишилась всего этого с появлением этого письма. То, что побудило написать Шейлу это письмо, не было дружественным жестом с ее стороны. Это была злобная попытка разрушить счастье Ребекки, и она удалась. Шейла, как никто другой, знала, что Ребекка никогда не сможет принять в подарок виллу от Пьера Сент-Клера, независимо от его побуждений, и предполагалось, что оно должно было дойти до ее отъезда, и, таким образом, помешать ей покинуть Лондон. Но из-за недостаточно хорошей работы почтовой службы, что было вызвано большим количеством почты в связи с Рождеством, оно опоздало, и, следовательно, она зря потратила все свои деньги, приехав сюда.
Она медленно встала на ноги, прошла по дерну и пришла на виллу. Глядя вокруг себя по-новому воспринимающими глазами, она пыталась говорить себе, что это не имело значения, но, конечно, это имело значение. Это была наиболее жестокая вещь, которую сделала Шейла, которая наконец убедила Ребекку, что девушка никогда так и не простила ей того, что она увлекла Питера Фельдмана. Что касается Пьера Сент-Клера и причин, по которым он подарил ей виллу, то она, возможно, не могла понять их. Разве только, что он, как намекала Шейла, хотел, чтобы она куда-нибудь убралась.
После душа, одетая в хлопковые шортики и блузку без рукавов, она вышла в комнату для отдыха и погрузилась в кресло, чтобы перечитать письмо еще раз. Когда пришла Роза, Ребекка дала ей письмо, сказав ей сильно удрученным голосом:
— Прочти это, Роза.
Роза вытерла руки о фартук и затем взяла письмо и начала его молча читать. Когда закончила, подняла глаза, и лицо ее выражало непонимание.
— Что это значит?
Ребекка встала из кресла.
— Это значит, что после всего вилла — не моя. Она принадлежит мсье Пьеру Сент-Клеру.
Роза неверящими глазами уставилась на нее.
— Вы имеете в виду, что не будете здесь жить?
— Это так. — Ребекка сжала губы, чтобы не дать им дрожать. — Я… я должна вернуться назад, в Лондон, как можно раньше.
— О, мисс Линдсей! — Роза сжала свои руки перед грудью, ее черное лицо выражало разочарование. — Но почему? Вилла была отдана вам. Важно ли кем?
Ребекка вздохнула.
— Я боюсь, да. Я… я могла бы принять такой подарок. Но не от… от мсье Сент-Клера.
Роза из стороны в сторону покачала головой.
— Но это ужасно! Завтра Рождество! Вы не можете уезжать в день Рождества!
Ребекка собралась с мыслями. Конечно, она забыла. Завтра — Рождество. Тогда она не должна уезжать. Она должна подождать, пока Праздник Побережья не закончится. Было смешно при осознании этого испытывать чувство облегчения. Она раньше не осознавала, насколько много стала значить вилла в качестве убежища. Для нее было проклятием знать, что она скоро ее покинет.
Эту ночь она плакала в кровати, и ее подушка пропиталась слезами. Это был единственный случай, когда она плакала, но величину горя нельзя было отрицать.
На Рождество утром она получила подарок от Розы, и когда открыла сверток, то обнаружила, что это была пара сережек, сделанных из раковин, длинных и свисающих и очень экзотичных по дизайну. Она тоже купила подарок Розе, и женщина осталась довольна блузкой, которую она привезла ей из Англии. Ребекка настояла на том, чтобы та надела ее сразу, и, чтобы доставить ей удовольствие, она надела сережки из раковин, чувствуя, как они качались и при этом слегка касались плеч. Они выглядели достаточно несоответственно белому купальнику, который был единственным предметом ее одежды. Но Розе было приятно, и больше тут никого не было, кто мог бы их видеть.
Они легко пообедали, рано вечером они поели жареной индюшки, которую специально Роза приготовила, чтобы доставить удовольствие Ребекке. Ребекка настояла на том, что они должны в такой особенный день есть вместе, и потом она вернулась на пляж, чтобы в конце дня поплавать.
Она ненадолго легла на теплый песок, и ей стало интересно, что она будет делать, когда вернется назад в Лондон. Она не могла вернуться на работу и извела все деньги, чтобы приехать сюда. Наиболее разумным было бы остаться здесь на пару недель и вернуться, как будто у нее действительно был отдых, но она не могла так поступить. Она не приняла бы ничего от Пьера Сент-Клера — ни деньги, ни жалость.
Здесь на песке было очень умиротворенно. Она слышала звуки музыки и догадалась, что на одной из других вилл была вечеринка на пляже. Без сомнения, там должно быть много людей, думала она, все пьют, и говорят, и смеются… и занимаются любовью… На ее глаза наворачивались слезы, но она им не поддалась. Жалость к себе никому не помогала, и она не будет такой глупой…
Хруст ветки сзади нее вынудил ее резко приподняться на руках. Позади нее было темно, размытая чернота качающихся пальм могла скрыть все. Она старалась убедить себя, что ошиблась, но ничего из этого не получалось. Ощущение оставалось, и когда она осмотрелась вокруг круглыми от страха глазами, то увидела, как из-за деревьев появился мужчина и начал спускаться к ней вниз по пляжу.
С восклицанием она вскочила на ноги, но затем остановилась, когда лунный свет полностью упал на лицо человека, освещая привлекательные черты Пьера Сент-Клера.
Сразу же она напряженно подумала, что недостаточно одета и что ее шелковистые волосы в беспорядке. Как и раньше, она опять была перед ним не в лучшей форме.
— Привет, Ребекка! — произнес он. Он посмотрел куда-то поверх ее головы. — Мне жаль, что я приехал так поздно, но у меня возникли некоторые трудности с вылетом из Канберры.
Ребекка уставилась на него неверящими глазами, почти как если бы она ожидала, что он исчезнет так же неожиданно, как и появился. Затем она собралась и сказала:
— Но сегодня Рождество! В Рождество нет полетов.
— Я знаю. Я заказал самолет. — Вдруг он оглянулся вокруг. — Как ты думаешь, можем мы подняться наверх, в дом? Роза знает, что я пошел к тебе, и откровенно неодобрительно отнеслась к этому по каким-то причинам. Я получил действительно достаточно холодный прием у этой леди.
Его слова напомнили Ребекке содержание письма, которое пришло в предыдущий день, и она поняла, почему Роза вела себя так странно.
— Я представляю, что Роза не в меньшей мере, чем я, была шокирована, увидев вас, — жестко сказала она. — Я что-то не припомню, чтобы я вас приглашала. Или это просто случай лишний раз напомнить, что вилла — ваша и я не могу вас выпроводить? — сердито закончила она, давая волю своему гневу.
Пьер довольно долго смотрел на нее и затем вздохнул.
— Итак, ты знаешь! — выразительно сказал он.
Ребекка отвернулась.
— Да, я знаю. — Ей удалось сохранить спокойствие в голосе. — Извините, я должна пойти и переодеться…
— Минутку!
Крепкие пальцы Пьера схватили ее за руку, без усилия помешав ей идти. Он повернул ее к себе лицом, и она увидела, что рассердила его. Выражение его лица было напряженным и твердым, по тому, как он на нее смотрел, она поняла, что он хотел отомстить ей.
— Я пришел сюда с намерением придерживаться строгих правил этикета, — сказал он резко. — Я намеревался говорить с тобой официально, на свету и в цивилизованной атмосфере на вилле, чтобы Роза была в пределах досягаемости, но когда ты так со мной говоришь, то заставляешь меня терять терпение!
